Иешуа

Браун Александр

ГОСПОДИН. Что, что… (Думает.) Значит, ты непременно сначала хочешь узнать, что для меня является объектом твоего искушения? И не хочешь сначала узнать, что получишь взамен, если договоримся?

ИЕШУА. Узнаю любителя красивых фраз. Сначала я хочу знать, что для тебя является объектом моего искушения?

ГОСПОДИН. Твой жизненный выбор. Ты должен от него отказаться…

ИЕШУА довольно долго пристально смотрит на ГОСПОДИНА. Тот спокойно выдерживает взгляд ИЕШУА. Создается впечатление, что между ними происходит дуэль на взглядах: кто отведет глаза первым, тот будет считать себя проигравшим.

ИЕШУА (после

паузы). Не знаю, что ты там собрался мне предлагать…

ГОСПОДИН (перебивая). Я тебе скажу!

ИЕШУА. И что же?

ГОСПОДИН. Жизнь. Ты должен отказаться от своего выбора и, отказавшись, спасти свою жизнь.

Пауза.

ИЕШУА. Я никогда не откажусь от своего выбора.

ГОСПОДИН. Не надо делать громких заявлений, не узнав до конца, что я хочу тебе предложить взамен…

ИЕШУА. А что, разве это еще не все твои предложения? Есть что-то помимо жизни?

ГОСПОДИН. Ну, ты же знаешь: мой арсенал велик, и я умею быть убедительным.

ИЕШУА. Так скажи.

ГОСПОДИН. Мы с тобой в самом начале пути… Придет время – скажу…

ИЕШУА. Чтобы ты не предложил мне, я никогда не нарушу слово, данное Отцу моему.

ГОСПОДИН (скрививши гримасу, выбрасывает ладони перед Иешуа, словно отгораживается от него). Ой, вот только не надо высокопарных слов. Пожалуйста, давай без пафоса. Я же знаю цену людям, их обетам и их… (с усмешкой) верным словам… и клятвам… Клятвопреступление родилось вместе с первым человеком и умрет с последним человеком на Земле… И ты это знаешь так же верно, как и я. Поэтому я не понимаю, к чему все эти реверансы в сторону твердости человеческого духа? Брось… С ним – с этим человеческим духом – всякое может случиться… И нет для человека ничего естественнее, чем смена убеждений. А в будущем многократная смена убеждений ради личной выгоды станет величайшей добродетелью для человека, занимающегося общественной деятельностью…

ИЕШУА. Уж не ты ли их этому научишь?

ГОСПОДИН. Я. Конечно, я. Кто же еще может научить человека универсальному средству выживания в обществе? Только я. Они все поклонятся мне, потому что моя наука позволит им выживать всегда и в любых условиях! Зачем же пренебрегать сейчас тем, что в будущем станет добродетелью?

ИЕШУА (качает головой, говорит с удивлением). Ты предлагаешь мне предать Бога? Предать свой выбор? И это ты говоришь мне?!

Господин сначала хмурится, потом закрывает глаза, морщится и пальцами левой руки усиленно трет лоб. Открыв глаза, смотрит на собеседника, несколько раз оглядывает его с ног до головы. Потом, усмехаясь, оглядывается по сторонам.

ГОСПОДИН. Здесь, кроме нас, никого нет. Стало быть, тебе…

ИЕШУА (задумчиво). Довольно юродствовать. Зачем ты пришел, мне понятно, а вот от кого… Неужто все-таки по своей воле?

ГОСПОДИН. Я же сказал тебе – меня попросили… Ты же знаешь, что по своей воле, исходя из собственного интереса, мне интереснее работать с отдельными… индивидуумами, осознающими себя возвышенными, сложившимися личностями, везде и всюду публично заявляющими о верности своим убеждениям, отрицающими зло и на людях всегда выступающими только за добрые дела, верность слову и закону… В их среде я всегда собираю самый богатый урожай… О! Чем выше мнение человека о себе, тем интереснее

мне охотиться за той субстанцией, которой Бог наградил его при рождении… Зрелище того, как человек, совсем недавно заявлявший обществу о своей непреклонности и верности идеалам, предает их за кучку золота или должность, обнажая свою сущность, – приносит мне несказанное удовольствие. (Мечтательно.) Ах, что может быть интереснее, чем процесс установления глубины человеческой низости! Ни-че-го! Нет-нет, это я не о тебе! Мы с тобой на равных. Равные всегда играют в открытую. Да ты и никому и ничего еще публично не обещал, никак себя не проявил… И потом, ты же знаешь, что существует запрет даже на саму попытку получить с тебя мою обычную плату… Поэтому какой интерес мне приходить к тебе по своей инициативе?

ИЕШУА. Тогда… от кого же ты сегодня ко мне пришел? От Него? (Поднимает глаза и смотрит в небо.) Он отказывается от Завета?

ГОСПОДИН (выдержав паузу, задумчиво). Он, конечно, может отказаться… Его пути неисповедимы… (Решительно.) Но Он ни от чего не отказывается, и пришел я не от Него.

Пауза.

ИЕШУА. Тогда скажи, от кого ты пришел? И зачем пославшему тебя нужно, чтобы я отказался от своего выбора?

ГОСПОДИН. Зачем? Видишь ли… В этом «зачем» и состоит смысл искушения…

ИЕШУА (усмехнувшись, на несколько секунд задумывается, а говорит – медленно, с паузами). Ты хочешь предложить мне нечто, по твоему мнению, очень привлекательное и, конечно, очень… материальное…

ГОСПОДИН. Вот! Правильно мыслишь! Мне всегда было приятно иметь с тобой дело! С самой первой нашей встречи. Ты уже тогда показался мне особенным мальчиком… И потом, (далее говорит медленно, с расстановкой) после первой нашей встречи, мы всегда находили общий язык… (Говорит как обычно.) Разве ты забыл, как прекрасно нам это удавалось? Ты ведь не против, если мы сейчас вспомним, как это было?

ИЕШУА (поднимает голову и прикрывает глаза). Разве можно быть против таких воспоминаний?

ГОСПОДИН. Тогда…

Сцена затемняется.

Действие второе

Картина первая

Внешний двор Храма Ирода Великого. Израиль празднует Песах. Во дворе Храма, как и всегда в дни больших праздников, шум, гвалт, суета, кричат менялы, кричат продавцы жертвенных животных и голубей… В тени, у южной стены Храма, опершись на посох стоит Господин; он в дорогом белом халате с широким белым поясом, расшитом, как и халат, голубыми и золотыми нитями; на красиво отороченных рукавах и на поясе сверкают драгоценные камни – голубые и красные. На голове господина чалма с ниспадающими на плечи короткими концами. Господин часто смотрит в сторону входа в Храм, – он явно кого-то ждет.

На сцене среди народа появляется молодой человек в старом полосатом хитоне и верхней накидке, настолько выцветшими, что трудно определить их первоначальный цвет. На голове юноши – белый платок с шерстяной перевязью. За спиной – старая сумка или это, скорее, полотняный мешок, из которого выглядывает плотницкий инструмент. Юноша чуть выше среднего роста, смугл, очень худ, но шагает бодро, голову держит высоко, смотрит на всех открыто с едва заметной улыбкой. В его облике видна крайняя бедность, но в походке и в стати – уверенность в себе. В нескольких шагах от богато одетого господина он замедляет шаги и беспокойно оглядывается по сторонам.