Иешуа

Браун Александр

КАРТИНА ВТОРАЯ (ВОСПОМИНАНИЕ) – ВСТАВКА В ПЕРВУЮ КАРТИНУ

Внешний двор Храма Ирода. В Иерусалиме заканчиваются семидневные торжества по случаю одного

из главного праздников народа иудейского – праздника Песах, но на внешнем дворе Храма еще много празднично одетого народа. Люди прохаживаются по двору, осматривают продаваемых волов, овец и голубей, приценяются, покупают, останавливаются возле меняльных столов, разговаривают, меняют римские монеты на священные сикли… Шум, гвалт, ревут волы, блеют жертвенные овцы…

У южной стены внешнего двора храма, образовав небольшой кружок, сидит группа мужчин, – человек пятнадцать, видно, что они степенно беседуют. За их спинами, прислушиваясь к речам, стоят немногочисленные слушатели. Иногда некоторые из слушателей одобрительно и степенно кивают головами, другие, видимо, более эмоциональные, издают удивленные возгласы и что-то говорят друг другу. В кругу сидящих всеобщее внимание привлекает мальчик лет двенадцати-тринадцати. Именно после некоторых его вопросов и ответов на задаваемые ему вопросы раздаются удивленные возгласы слушателей. На мальчике старенький, но чистый коричневый хитон, сильно выцветший, на его голове – белая повязка.

В нескольких метрах от слушающих одиноко стоит богато одетый человек. На нем дорогой

белый тонкий халат, с широкими рукавами, отороченными золотым шитьем с вкраплением цветных нитей, в золотом шитье мелькают голубые и красные драгоценные камни, – вероятно, это сапфиры и рубины; халат богача опоясан широким поясом, также богато украшенным драгоценными каменьями… На голове господина некое подобие белой чалмы, короткие концы которой спускаются на его широкие, могучие плечи. Среди празднично одетых людей, пришедших отметить самый важный праздник еврейского народа, ГОСПОДИН выделяется и богатством одежды своей, и едва заметной презрительной улыбкой, с которой взирает он на прославление народом великого Исхода своего, принесшего освобождение из плена египетского, и еще – тем особым безразличием ко всему вокруг, всегда таящемся в презрении… Опершись на золоченый посох, он стоит, словно неузнанный народом своим царь, наслаждаясь своей таинственностью и собственным величием. Вдруг до слуха его доносится красивый мальчишеский голос, и господин замирает… Приковавший его внимание голос звучит, то возвышаясь, то делается едва слышным… Прикрываясь маской презрения и безразличия, господин, прикрыв глаза, теперь напряженно вслушивается только в голос мальчика и в слова, им произносимые… И вдруг он слышит такое, отчего сидящие с мальчиком мужчины замирают, пораженные услышанным…

Конец ознакомительного фрагмента.