Иго любви

Вербицкая Анастасия Алексеевна

Она зло смеется ему в лицо. Какое право?.. Она тоже имела право на его верность, а что он сделал с ее сердцем?.. Нет, она не дастся ему на поругание!.. Если он не уйдет сейчас, сию минуту… если еще раз посмеет ворваться в ее комнату, — она завтра же бросит его. Возьмет Веру и уедет…

— Куда?.. К Садовникову?..

— Там будет видно…

Он падает на колени. Он сломлен.

— Надя… Надя… не угрожай мне! Не доводи до крайности… Ведь я руки на себя наложить готов…

— Полно, полно,

Сашенька!.. Встань… Зачем такое малодушие? Из-за чего тебе умирать? Жизнь перед тобою…

— Нет без тебя жизни!

— Вздор!.. Ничему не верю… Будешь уважать мою волю, проживем с тобой мирно, как все кругом…

— Все жены прощают, Надя…

— Может быть, может быть… Но… не завидую им… Стало быть, им совсем некуда податься, если они позор такой согласны сносить…

— Сознайся лучше, что ты другого полюбила, — шепчет он, опять ломая руки, и глаза его наливаются кровью.

— Кого? — кротко спрашивает она.

— Почем я знаю, кого? — бешено кричит он. — Мало у тебя поклонников?.. Выйдешь гулять, толпа за тобой идет…

Она презрительно улыбается.

— Не суди по себе… Я тебе не изменю… С твоим лакеем не спутаюсь… Мне и думать-то противно теперь о любви… Только закрою глаза, ты и Ненилка передо мною…

— Молчи, молчи, Наденька!.. Не терзай меня!..

— И ты меня не терзай!.. Как рана открытая, у меня теперь душа… Не говори мне о любви твоей… Это звериное чувство…

— Монахиней прожить хочешь?

— Да… да… да!..

— Толкуй!.. Точно я тебя не знаю… Разве можешь ты прожить без мужчины?

— Уходи, Александр!.. Ничего больше слышать не хочу!.. Если не уйдешь сейчас, если еще раз ворвешься ночью… Ты знаешь меня… Я не бросаю слов на ветер…

— Ты сама меня на разврат толкаешь… Куда мне теперь идти?

Она зло смеется.

Схватившись за голову, он убегает.

Эти сцены повторяются раза три в неделю. У нее уже нету слов. Все сказано. И не слова ее удерживают его перед насилием, а лишь страх потерять ее совсем… Нервы у обоих разбиты.

После взрыва дикой энергии в защиту самого ценного — своей свободы, своего права отдаваться любя, — она чувствует огромную душевную усталость. Забвение, отрада, отдых — только на сцене, только в творчестве… Они оба словно ходят по натянутому канату. И оба знают, что скоро наступит момент, когда один из них сорвется и головой вниз полетит на дно.

Мосолов, что называется, завил горе веревочкой. Блестяще начав дело, став и в Одессе любимцем города, чествуемый как принц в своей труппе, он опять запил мертвую…

Надежде Васильевне приходится взять все дело в свои руки. И она этому рада. Некогда задумываться. Некогда заглядывать вперед, в жуткое будущее…

— Надежда Васильевна, выручите… Бьем вам челом… Большому

человеку — маленькие людишки… Вы всегда были несравненным товарищем…

Перед нею старик Петров, актер на вторые роли. Через две недели бенефис его и других маленькихартистов. Он плохо обут, плохо одет, почти всегда голоден. У него большая семья и безысходная нужда. Тяжелая жизнь провела глубокие морщины по его лицу, но душа его молода. Он не может жить без сцены, и если бы завтра ему предложили место в Александринке, а послезавтра отставку и пенсию, он отказался бы.

— В чем дело?.. Ведь я дала слово играть в ваш бенефис… Что ставим?

— Эсмеральду, Надежда Васильевна…

— Боже ты мой!.. Когда мы успеем?

— Но дело не в том-с… Мы хотим тройные цены назначить…

— Вы с ума сошли! Кто же пойдет?

— Весь город ринется, Надежда Васильевна… От вас зависит… Видите ли, в чем дело… В прологе Эсмеральдаеще дитя… Пролог, обыкновенно, пропускают… А мы его поставим…

— Ну, хорошо… А где же возьмете это дитя?

— Вот мы и явились вам челом бить… Дайте нам вашу Верочку!

— Да вы помешались!..

— Александр Иваныч уже обещал нам похлопотать перед вами…

— Что ему?! Не его дитя… Нет, я не соглашусь…

Три дня «маленькие» артисты осаждают Надежду Васильевну просьбами. Петров со слезами на глазах говорит ей, что сына пора отдать в ученье. А отдать не на что. Вся надежда на бенефис. Просит об этом и Мосолов. Он тоже дал слово играть. Но единственно участие Верочки обещает полный сбор при тройных ценах.

— Выпускайте анонсы, — говорит Надежда Васильевна Петрову. — Только для вашего сына уступаю. По себе знаю, что значит без ученья дорогу себе пробивать… Подготовлю Верочку… Но если она окажется неспособной, Эсмеральда пойдет без пролога.

Через три дня к вечеру Петров прибегает запыхавшись. Все билеты расписаны… Ура!..

Мосолов уже целую неделю не пьет. Он постоянно на репетициях, а дома разучивает с девочкой ее роль. Он напевает ее куплеты, заставляет повторять с голоса. У Надежды Васильевны нет терпенья. Ей все кажется, что Верочка — идиотка…

Потом приезжает капельмейстер, и дитя поет под скрипку.

На всех афишах красуется: Драма Эсмеральда, Виктора Гюго, с участием Н. В. Нероновой, А. И. Мосолова и четырехлетней Веры Мосоловой.

— Ах, как она талантлива!.. Какой у нее слух! — восторгается Мосолов, бегая по комнате и хватаясь за виски.

Надежда Васильевна машет рукой.

Хороша дочь Аннушка, когда хвалят мать да бабушка…

— Да ты послушай сама…