Иго любви
Шрифт:
«Какая правда!» — с горечью думает Мосолов. А со сцены несутся рыдающие звуки:
Зачем мне знать О тайных ее связях, об измене? Я не видал, не думал, не терзался, Я спал спокойно в эту ночь… не замечал Лобзаний Кассьо на ее губах… Ограбленный, не думая о краже, Пока не скажут, — не всего лишен!..«Правда, правда…» — твердит Мосолов, бледнея от боли в сердце.
Отелло.Весь зал полон раскатами этого страстного голоса, в котором рыдает тоска разочарования, в котором слышатся громовые звуки крушения целого душевного строя, в котором рвется с цепи жажда крови и мести, присущая первобытному человеку… Но зверь еще не вырвался на свободу. Ангел с белыми крыльями еще стоит на страже.
Отелло. Нет, клянуся небом! Я думаю: она честна… и нет… Я думаю: ты справедлив… И нет… Мне нужны доказательства… Чем ты докажешь?Бесслезно рыдает, молит его голос:
О, докажи скорей ее измену!И зверь сорвался, наконец…
Я разорву ее в куски, —звучит яростный крик, от которого дрожь охватывает толпу.
Крови, Яго!.. Крови!.. —как тигр, рычит Отелло, сверкая бегающими глазами…
Мосолову дурно… Он падает на стул, закрыв глаза. Опять видит он комнату в трактире, лицо Мочалова, глаза жены и струйку, стекающую на пол. Опять мистический ужас холодом дунул в смятенную душу. Он оглядывается. Жена его стоит рядом и восторженно смотрит из-за кулис на трагика…
Мочалова вызывают без конца. Но тигр все еще глядит из его сверкающих глаз. Ноздри его трепещут. Он бледен, и руки его дрожат. Молча, кидая кругом дикие, бессознательные еще взгляды, никого не узнавая, стремительный и гибкий, как зверь, проходит он мимо расступившихся актеров.
Максимов схватился за голову. Смеется истерически и плачет, сам того не замечая… «Царь… бог… гений…» — лепечет он. Микульский подходит к Нероновой.
— Как бы он вас и впрямь не задушил, голубушка! Глядите-ка, Яго наш до сих пор не отдышится, как он его тряхнул за шиворот… Силища-то какая!.. Не страшно вам?
Она глядит на него, ничего не понимая… Вон он опять идет из уборной на вызовы. Голова опущена, руки судорожно сжаты… Он рассеянно кивает головой этим людям, которые его чествуют. Он еще вне жизни. Стихийный трепет не замер в душе… Что ему в эту минуту, понят ли он толпой, когда сам он пережил миг экстаза и последнего достижения?
Поразительно ведет он сцену, когда Яго дает ему доказательства в измене Дездемоны. Ведь она отдала Кассио свой платок, первый подарок мавра… С Отелло делается припадок падучей. Трагик падает на пол с закатившимися белками, в конвульсиях. Шепот ужаса проносится в театре… С одной дамой в ложе делается дурно… Кто-то истерически
Но вот вбегает Кассио… Отелло приходит в себя… Дездемона и свита входят с послом Венеции, Лодовико. Он привез Отелло приказ от дожа.
Отелло еле сдерживает свою ярость, приветствуя посла. Бумага, которую он читает, дрожит в его руках. Он прислушивается к разговору Дездемоны с Лодовико… А!.. Она говорит о Кассио…
Ах! Между ним и моим мужем Произошел разрыв. Вы помирите их… Отелло (с злобным смехом). Ты думаешь? Дездемона (испуганно). Отелло!.. Лодовико. Не вам он говорил; он углублен в бумагу… Так с Кассио они поссорились? Дездемона. К несчастью — правда! Я старалась Их примирить… Я Кассио люблю…«О, муки ада!» — вскрикивает Отелло. Судорога пробегает по его липу, он комкает бумагу… Дездемона кидается к нему.
«Ты в уме?» — сверкнув глазами, шипящими звуками спрашивает он ее и опять пробует читать. Тщетно…
«Он опечален», — тревожно говорит Дездемона послу.
Лодовико. Может быть, бумагой? Мне кажется, его зовут в Венецию, И Кассио его заменит здесь… Дездемона. Божусь, я рада…Как тигр, одним прыжком, Отелло около нее. Глаза его горят… Лицо исказилось.
«В самом деле? — дико кричит он.
«Друг мой!» — жалобно вскрикивает Дездемона.
«Я рад, что ты сошла с ума!» — сквозь зубы говорит он, задыхаясь. Глаза налились кровью. Судороги опять, как молния, бороздят его лицо.
«Отелло!» — в ужасе шепчет она и отступает.
«О, дьявол!..» — бешено кричит он, и изо всей силы ударяет ее в грудь свернутой в трубку бумагой.
Как больно!.. Артистка падает. Невольные слезы брызнули из глаз… «Я ничем не заслужила…» — лепечет она, еле вспомнив реплику.
В каком стихийном бешенстве он гонит ее прочь!.. Потом, глумясь, подзывает опять… Она подходит. Слезы бегут по ее лицу. «О, милая змея…» — срывается у него страшный шепот. И опять невыносимо, как у маньяка, сверкают глаза…
Ступай отсюда! Я за тобой пришлю… Прочь… прочь!..Она выходит за кулисы и падает на стул. Как болит грудь!.. Но это ничего… Это хорошо… Так надо… так надо…
Мочалов быстро идет мимо нее, не оглядываясь. Ей кажется, что если бы он увидал ее, то ударил бы опять… Мимо расступившихся актеров он бежит в уборную. Он не слышит бури вызовов, поднявшейся в театре.
— Павел Степанович… Павел Степанович, — кричит вдогонку ему помощник режиссера… — Вас требует публика… Покажитесь, ради Бога, на минутку!.. Акт не дают кончить…
— Вот так игра! — говорит Лодовико, когда занавес опущен. — Все места спутал… Вчера так вел сцену, нынче иначе… Я туда… я сюда… Чуть под ноги ему не попался…
— Какие там места! — смеется Яго. — Дай Бог целым быть… Видели, как Надежду Васильевну ударил? Она не отдышится…
Мосолов тревожно подходит к жене.