Иго любви

Вербицкая Анастасия Алексеевна

— Уедемте, Наденька!.. Уедемте со мною…

— Нет… нет… нет…

— Я брошу казенную сцену… Может быть, мы найдем счастье…

— Нет… нет… нет…

— Ну, встаньте же!.. Сядьте рядом!.. Послушайте… Ведь вы не любите мужа?.. Да?.. Да?.. Я угадал?.. Ну что же вы молчите? Нельзя любить его и меня в то же время…

— Я не могу его бросить, Павел Степанович!..

— А… вот что!.. Значит, вы его все-таки любите?..

— Нет… Нет… Вас… вас одного!.. И никого в жизни кроме вас я не любила… Теперь я все поняла… Только теперь

поняла… когда мы встретились… Но бросить мужа я не могу даже для вас… Не будет мне счастья, если его брошу… Вот как в этих страшных стихах… между нами обоими он вечно будет стоять… Он умрет… Я знаю… он погибнет без меня.

Она ломает руки в беспредельном отчаянии.

Ему так жаль ее, что порыв его гаснет.

— А если б он умер?

— Молчите!.. Молчите…

— Если б вы были свободны? — печально говорит он.

— Павел Степанович… не искушайте судьбу!.. Не надо так говорить!.. Мне страшно…

…Мосолов медленно отходит от окна, с застывшей улыбкой.

Он слышал все, от слова до слова. Когда жена кинулась в дом искать его, он уже подходил к калитке сада. Вся душа его была тут, с ними… Он насилу досидел и полчаса после их ухода. Что ему было до усмешек, которыми его провожали?

Он знал, что в этот вечер решится его судьба.

И она уже решилась.

Он выслушал ее сейчас из уст жены… «Если бы вы были свободны?..» И этот жалобный крик: «Не искушайте судьбу!.. Мне страшно…»

«Вот и кончено… Кончено все…» — думает он, лежа на диване в гостиной, не раздеваясь, только прикрывшись одеялом.

Его знобит в эту душную ночь. Но как легко на сердце. В первый раз легко после мучительного кошмара, терзавшего его весь этот месяц… Все теперь понятно… И то, что было. И то, что будет…

— Простимся, Надежда Васильевна! — говорит Мочалов в эту минуту его жене. — Завтра мы все время будем на людях. И мы, наверное, уже никогда не свидимся… Обнимите меня как товарища…

Крепко его объятие, и долог его поцелуй. Она на мгновение забылась, закрыв глаза, прижавшись лицом к его груди. Она слышит бурное биение его сердца… Оторвалась. Обхватила руками его голову и поцеловала его глаза… Как жаль, что так темно, что никогда она не узнает, что было в этом последнем взгляде… Тоска? Нежность? Желание? Укор?.. «Прощай, моя любовь!.. Моя светлая, единственная любовь…»

Она быстро идет в стеклянную дверь, из столовой ведущую в сад. А он остается на скамье. Он сидит, сгорбившись, понурив голову.

Пусть она плачет и страдает!.. У нее впереди много-много дней. И не раз еще улыбнется ей жизнь, и не раз поманит ее новым миражом. И эти слезы забудутся. И страдания покажутся сном.

Для него все кончено… Впереди старость; медленное угасание таланта, пережившего свою славу; забвение, смерть… Дорога жизни круто пошла под гору. И опереться уже не на что… Когда это случилось?.. Ах, не все ли равно теперь?..

…Надежда Васильевна,

по раз установленной привычке, машинально идет в детскую.

Там горит лампадка. Громко сопит нянька, девочка спит…

Долго стоит мать у ее постельки, собираясь с мыслями, стараясь понять все значение, всю огромность случившегося… Отреклась от новой жизни. Отвернулась от невыносимо яркого счастья. Добровольно отвернулась… Во имя чего?.. Что утешит ее в этой потере… «Ты?..» — шепчет она, глядя в маленькое личико…

И вдруг вспоминается почему-то одинокая Рухля… Красавица Лия, как принцесса, не знающая труда…

Она тихонько крестит Верочку, но не целует ее на этот раз. На губах ее еще горит прощальный поцелуй того, кто мимоходом, сам того не зная, подарил ей высшее счастье, возможное здесь, на земле… И сердце ее теперь умерло для радости. Завтра всему конец. Завтра начнутся будни.

Она идет к себе, зажигает свечу, снимает платье…

Вдруг руки ее замирают на крючках лифа. Словно кто толкнул ее. Она идет в гостиную.

Темно… Тихо… Но инстинктивно она чувствует, что она не одна в комнате… Не может быть!.. Неужели Саша вернулся?.. Когда же?.. Когда?..

Она стоит секунду, боясь дышать, прислушиваясь…

Ни звука…

Она подходит ближе, и рука ее касается его волос.

Сердце точно перестало биться… Неужели он слышал?.. Что?.. Что слышал он?..

А теперь — спит он… или притворяется?

Ей страшно спросить. Ей страшно двинуться…

Она стоит так долго, неподвижная и беззвучная, что ноги у нее немеют. Она совсем потеряла счет времени… Сердце бьется с страшной силой. В ушах звон… Вся жестокость сказанных ею слов вспоминается ей в этот миг и как бы ослепляет ее… Что, если он слышал!..

«Бедненький, бедненький Саша…»

И, как сон, вспоминается еще что-то — страшное и непонятное: первый обед с Мочаловым в городском саду, разбитый бокал, красное вино, как кровь стекающее на пол, и мистический ужас в лице мужа… этот ужас, пронизавший и ее на миг.

И то, что казалось невозможным пять месяцев назад, вдруг становится легким… Словно дрогнула глухая стена, разделявшая их души и жизни… Вот-вот рухнет… И они опять будут стоять рядом, оба жалкие, оба страдающие. Кем-то обреченные идти через пустыню жизни к неизвестной цели.

Да… рука в руку… вместе, всегда… Его страдания, которых она не замечала, внезапно жгучим укором встают перед нею и как бы требуют отчета… Простить… Простить всем сердцем!.. Спасти его, если это можно… Душа просит подвига… Поднять этот крест и нести его до конца… до конца… Смиренно принять долю всех обманувшихся, всех обманутых, всех обманутых женщин… И в смирении — найти горькую радость… Только в этом теперь ее спасение!.. И ее, и его спасение…

Она беззвучно наклоняется над ним и целует его голову. Слеза ее капнула ему на лицо. Надежда Васильевна замерла на секунду… Нет… Не почувствовал… Спит…