Иголка в стоге сена

Зарвин Владимир

Воины посольского отряда удивленно взирали на них, не разумея толком смысл происходящего. Появление на пиру вооруженных солдат казалось им дурной шуткой.

Но Дмитрию достаточно было встретиться взглядом с их командиром, чтобы понять: он не шутит. Тонкие губы шляхтича кривились в насмешливой улыбке, единственный зрячий глаз мерцал сумрачным огоньком из-под нависшей черной брови.

Казалось, он знал какую-то страшную тайну, способную навсегда изменить жизнь собравшихся под этой кровлей людей, и был необычайно горд

своим знанием. Рука Бутурлина непроизвольно потянулась под столом к сабельному крыжу.

— Что все это значит, шляхтич? — вопросил Крушевича, поднимаясь из-за стола, Корибут. — Как понять тебя и твоих молодцов?

— Понимай просто, Княже, — по-волчьи осклабился Крушевич, — пришло твое время умирать!

Для его солдат эти слова прозвучали приказом. Выхватив из ножен сабли, литвины бросились рубить гостей.

ГЛАВА № 4

Нападение было столь внезапным, что многие воины посольского отряда не успели обнажить мечи и пали под ударами озверелых жолнежей. Те же, кто смог противостоять врагу, отступили к дальней стене, заслоняя собой перепуганных женщин.

Сталь зазвенела о сталь, на лица и доспехи брызнула кровь, раздались стоны умирающих и раненых. Не ожидавшие столь яростного отпора, люди Крушевича отхлынули к дверям. На земляном полу осталось лежать с десяток трупов.

— Назад, трусливые псы! — рявкнул на подчиненных одноглазый предводитель. — Перережьте глотки этим свиньям, и я осыплю вас серебром!

Жолнежи вновь ринулись в атаку. Их приходилось по трое на каждого воина из посольского отряда, к тому же, людям Корибута и Бутурлина хмель мешал действовать так же быстро, как их противникам.

Все нападающие были в шлемах и со щитами; пользуясь этим преимуществом, они легко оттеснили посольских, оставивших щиты и шлемы на конном дворе, в дальний угол трапезной.

В считанные мгновения уютная и хлебосольная застава превратилась в смертоносную западню для королевского посла и его спутников. Поляки и московиты дрались с яростью обреченных, но шансов на спасение у них не было — литвины давили их численностью.

Бутурлину пришлось отбиваться сразу от двоих врагов, Корибуту — отражать натиск троих.

На Дмитрия напирал в лоб косматый бородач с широкой турецкой саблей, его хмурый, узколицый товарищ наскакивал на боярина сбоку, пытаясь прижать его саблю щитом к стене.

Дмитрий присел, уводя голову из-под сабли косматого, резанул узколицего саблей по ногам, перерубая сухожилия, и прежде чем бородач успел занести свой тесак для нового удара, толкнул ему под ноги опрокинутую скамью.

Косматый споткнулся и, чтобы удержать равновесие, на миг отвел в сторону щит, прикрывавший его грудь. Дмитрию этого мгновения хватило, чтобы рассечь противника саблей от шеи до паха.

В тот же миг Корибут своим длинным мечом развалил одного из наседавших

на него супостатов и снес голову другому.

Третий успел отскочить назад. Пытаясь достать его, Князь сделал широкий замах, и его меч наглухо увяз в досках низкого потолка трапезной.

Обрадованный удачей, жолнеж взметнул саблю для удара, но нанести его не успел — тонко свистнув в воздухе, клинок Бутурлина на одном движении перерубил ему кисть, сжимавшую оружие, и горло с застывшим в нем криком боли.

— Благодарствую, боярин! — донесся до Дмитрия зычный голос Корибута. — Я твой должник!

Однако, долго ходить в должниках королевскому послу не пришлось. У Дмитрия появилось два новых противника. Один из них был вооружен саблей, другой — копьем-рогатиной.

Наступая на московита сразу с двух сторон, они упорно оттесняли его от Князя и забившихся в угол женщин. Боярин не мог сего допустить.

Чудом увернувшись от рогатины, он пронзил ее хозяина саблей, но сбоку к нему метнулась сабля другого недруга, нацеленная в шею. В попытке помешать татю Корибут нанес встречный удар мечом.

Клинки сшиблись с тугим звоном, и сабля жолнежа, сбитая с изначального направления, плашмя ударила Дмитрия в висок. Перед глазами боярина полыхнула ослепительная вспышка, и он повалился без сознания навзничь.

Не давая врагу его добить, Корибут еще раз взмахнул мечом, и срубленная голова в железном колпаке откатилась под ноги Крушевичу.

Но ни доблесть Князя, ни мужество защищавших его воинов не могли уже ничего изменить. Они гибли под ударами мечей и секир, и то, что, погибая, каждый успевал сразить хотя бы одного врага, не могло склонить чашу весов в пользу обороняющихся.

Убийц оставалось не менее двадцати, когда посольский отряд прекратил свое существование. Последнюю атаку врага Корибуту пришлось отбивать в одиночку.

Окровавленный, тяжело дышащий, он стоял с мечом над грудой изрубленных тел, прикрывая собой не помнящих себя от страха дочь и ее служанку.

— Кто тебе повелел напасть на нас? — хрипло произнес он, обращаясь к Крушевичу.

— Не все ли тебе равно, Княже? — поморщился убийца. — Кто бы эти люди ни были, они мне хорошо платят. Я не испытываю к тебе вражды, но, чтобы я благоденствовал, тебе придется умереть!

— Ладно, убей меня, но отпусти мою дочь и Магду. Они ни в чем не повинны!

— Ты, я вижу, Князь, совсем обезумел от страха! — криво ухмыльнулся душегуб. — Где ты видел, чтобы мастеру платили за незаконченную работу?

— Ну, ты и мразь, Крушевич! — яростно прохрипел Корибут.

— Волкич, — осклабился негодяй, — это мое настоящее имя. Прикончите его!

Жолнежи бросились в атаку, но взмах меча в могучих княжеских руках оборвал их стремительный порыв.

— Пускайте стрелы, — злобно прошипел Волкич, — только не ваши, дурачье, московские!