Игра ангела
Шрифт:
Я почувствовал, как в спине у меня что-то хрустнуло, и Кристина с беспокойством взглянула на меня:
— Вы в порядке?
— Не волнуйтесь, сеньорита. Перед вами любезный Мартин, он хоть и образованный человек, но силен как бык, — сказал Семпере. — Правда ведь, Мартин?
Кристина продолжала смотреть на меня с недоверием. Я изобразил улыбку мужественного героя.
— Сплошные мускулы, — подтвердил я. — Это лишь легкая разминка.
Семпере-младший вызвался было донести половину книг, но отец в дипломатическом ударе удержал его за руку. Кристина придержала для меня дверь, и я рискнул преодолеть пятнадцать или двадцать метров, отделявших меня от «испано-суисы», припаркованной на пересечении с улицей Порталь дель Анхель. Я осилил их с большим трудом, ибо руки у меня чуть не оторвались.
— Какая неожиданность встретить вас здесь, сеньор Мартин.
— Мир тесен.
Кристина одарила меня легкой улыбкой в знак благодарности и села в машину.
— Сожалею, что так вышло с книгами.
— Пустяки. Небольшая зарядка поднимает дух, — отшутился я, стараясь не замечать, что мышцы на спине превратились в канатные узлы. — Кланяйтесь дону Педро.
Я проследил, как они поехали в сторону площади Каталонии. Вернувшись, я нашел Семпере на пороге магазина. Он смотрел на меня с улыбкой довольного кота и жестами показывал, что мне надо подобрать слюни. Я подошел к нему и, не выдержав, расхохотался, потешаясь главным образом над собой.
— Теперь я знаю вашу тайну, Мартин. У меня глаз наметан в таких делах.
— Все давно быльем поросло.
— Кому вы это говорите?! Я могу подержать у себя книгу пару дней?
Я кивнул.
— Берегите ее.
Наше следующее свидание с Кристиной состоялось через несколько месяцев. Она сидела в ресторане «Maison Doree» в обществе Педро Видаля за столиком, который для него традиционно резервировали. Видаль пригласил к ним присоединиться, но мне достаточно было один раз обменяться с ней взглядами, чтобы понять, что предложение стоит отклонить.
— Как продвигается ваш роман, дон Педро?
— На всех парусах.
— Я рад. Приятного аппетита.
Наши встречи происходили случайно. Иногда я сталкивался с ней в книжной лавке «Семпере и сыновья», куда она часто приезжала за книгами для дона Педро. Если при этом присутствовал Семпере, то он находил предлоги, чтобы оставить нас наедине. Но Кристина вскоре раскусила его хитрость и стала присылать за заказом одного из слуг с виллы «Гелиос».
— Знаю, это не мое дело, — сказал Семпере, — но вам лучше забыть о ней.
— Не понимаю, о ком вы, сеньор Семпере.
— Мартин, мы ведь знакомы целую вечность…
Шли месяцы, похожие один на другой как две капли воды, а я даже не замечал этого. Я вел ночную жизнь, работая от заката до рассвета, и спал днем. Барридо и Эскобильяс не уставали радоваться успеху «Города проклятых». Увидев, что я на грани срыва, они пообещали — после парочки новых романов — дать мне год отпуска, чтобы я отдохнул или написал серьезный роман, который они опубликуют с большой помпой под моим собственным именем, напечатав его аршинными буквами на обложке. И каждый раз всего-то и надо было, что написать парочку-другую романов. Приступы головной боли и головокружения сделались чаще и сильнее, и я глушил их свежими порциями кофеина, табака, таблетками с кодеином и еще бог знает какими пилюлями, которыми меня украдкой снабжал аптекарь на улице Архентериа и от которых было мало толку. Дон Басилио, с кем я обедал по четвергам (хоть и не на веранде «Барселонеты»), уговаривал меня обратиться к врачу. Я всегда с ним соглашался и обещал выкроить часок до конца недели.
У меня было очень мало времени, и в результате, не считая бывшего шефа и семейства Семпере, я встречался только с Видалем, и то потому только, что он приходил навестить меня сам — я к нему не наведывался. Ему не нравился дом с башней, и он обычно предлагал выйти и погулять. Прогулки неизменно заканчивались в баре «Адмирал» на улице Хоакина Косты. У Видаля там был открыт счет и по вечерам в пятницу собирался литературный кружок. На эти встречи он меня не приглашал. Члены кружка, непризнанные и угодливые рифмоплеты заискивали перед ним в надежде на подачку, рекомендацию к издателю или похвалу, которая прольется бальзамом на уязвленное самолюбие. И Видаль отлично понимал, что меня они возненавидят всеми фибрами души, с силой и страстью, которых недоставало их поэтическим шедеврам, не получившим признания у «невежественной» публики.
— Ты не спрашиваешь меня о Кристине, — хитро поддразнивал он меня иногда.
— Что я должен спрашивать?
— А вдруг она спросит меня о тебе?
— А она спрашивает обо мне, дон Педро?
— Нет.
— Вот поэтому.
— На самом деле однажды она упомянула о тебе.
Я посмотрел ему в глаза, сомневаясь, уж не разыгрывает ли он меня.
— И что она сказала?
— Тебе не понравится.
— Выкладывайте.
— Она выразилась иначе, но, как я понял, она недоумевает, зачем ты продаешь себя, кропая посредственные романы для пары мошенников, пуская по ветру свой талант и юность.
Я почувствовал себя так, словно Видаль только что вонзил мне в живот стальной клинок.
— Она так считает?
Видаль пожал плечами:
— Что до меня, так пусть все катится к черту.
Я работал полную неделю, кроме воскресенья. По воскресеньям я праздно гулял по улицам, заканчивая, как правило, в каком-нибудь кабачке на Паралело, где ничего не стоило найти компанию и временное утешение в объятиях одинокой и ищущей души, такой же как моя. Иллюзия длилось до утра, когда я просыпался рядом с нею и обнаруживал чужую, незнакомую женщину. Я не осознавал, что все они чем-то похожи на Кристину — цветом волос, походкой, выражением лица или глаз. Рано или поздно, желая нарушить мучительное молчание при расставании, спутницы на одну ночь спрашивали, чем я занимаюсь. Если, уступая тщеславному побуждению, я сообщал им, что пишу книги, они мне не верили, поскольку никто знать не знал никакого Давида Мартина. Правда, некоторые имели представление об Игнатиусе Б. Самсоне и что-то слышали о «Городе проклятых». Со временем я начал говорить, что работаю на портовой таможне рядом с Атарасанас [16] или письмоводителем в адвокатской конторе «Сайрач, Мунтанер и Круэльс».
16
Самые большие и хорошо сохранившиеся средневековые верфи в мире. Их строительство началось в 1378 году, и они представляют собой один из лучших образцов каталонского готического стиля в гражданской архитектуре.
Хорошо помню один вечер: я сидел в кафе «Опера» в обществе учительницы музыки, звавшейся Алисией. Подозреваю, что я был для нее средством забыть кого-то, кто не пришел. Я собирался поцеловать даму, когда неожиданно увидел за стеклом лицо Кристины. Я выскочил на улицу, но она уже затерялась в толпе на бульваре Рамбла. Две недели спустя Видаль любезно пригласил меня на премьеру «Мадам Баттерфляй» в «Лисео». Семья Видаль занимала ложу на первом ярусе, и Видаль с удовольствием весь сезон каждую неделю ходил в театр. Встретившись с ним в фойе, я увидел, что он привел с собой и Кристину. Она поздоровалась с ледяной улыбкой, но больше не заговаривала со мной и даже не смотрела в мою сторону. В середине второго действия Видаль решил спуститься в партер и поприветствовать кого-то из своих кузенов, оставив нас вдвоем в ложе, один на один, без всякого прикрытия, кроме Пуччини и сотен лиц в темноте зала. Я терпел минут десять, потом повернулся к ней и заглянул в глаза.
— Я чем-то вас обидел? — спросил я.
— Нет.
— Тогда мы можем хотя бы попытаться притворяться друзьями, по крайней мере в таких ситуациях, как сегодня.
— Я не хочу быть вашим другом, Давид.
— Почему же?
— Потому что вы тоже не хотите дружить со мной.
Она была права, я хотел не дружить с ней.
— Вы действительно думаете, что я торгую собой?
— Что думаю я, не имеет никакого значения. Важно, что думаете вы сами.
Я высидел там еще ровно пять минут, затем встал и вышел, не проронив ни слова. Добравшись до парадной лестницы «Лисео», я дал себе зарок никогда больше не думать о ней, не смотреть на нее и не говорить приветливых слов.