Игра ангела
Шрифт:
— Вы посвятите один год исключительно работе над книгой, книгой на заказ. Ее тему мы обговорим в контракте, который подпишем. За эту книгу я заплачу вам авансом сто тысяч франков.
Я ошеломленно посмотрел на него.
— Если названная сумма кажется вам недостаточной, я готов рассмотреть ту, которую вы сами сочтете уместной. Откровенно говоря, сеньор Мартин, я не намерен ссориться с вами из-за денег. И, между нами, думаю, вы также не станете делать ничего подобного. Не сомневаюсь, как только я объясню, какого рода книгу я хочу, чтобы вы написали, вас устроит и более скромная сумма.
Я вздохнул и посмеялся про себя.
— Вижу, вы мне не верите.
— Сеньор
Корелли смотрел на меня серьезно, взвешивая мои слова.
— Мне кажется, вы судите себя слишком строго, что всегда является признаком, отличающим стоящего человека. Поверьте, за свою долгую карьеру я встречал бесконечное множество типов, не стоивших вашего плевка, и тем не менее они были весьма высокого мнения о своей персоне. Однако я хочу сказать, хотя вы мне и не верите, что я превосходно представляю, какой вы писатель и человек. Вам известно, что я много лет неустанно наблюдал за вами. Я читал все, от первого рассказа, написанного вами для газеты «Голос индустрии», до «Тайн Барселоны». И теперь я читаю каждый новый выпуск романа-серии Игнатиуса Б. Самсона. Осмелюсь заметить, что я изучил вас лучше, чем изучили себя вы сами. И потому я знаю, что в итоге вы примете мое предложение.
— Что еще вы знаете?
— Я знаю, что у нас есть кое-что, а скорее очень много общего. Знаю, что вы рано остались без отца, и я тоже. Я знаю, что значит потерять отца в том возрасте, когда он еще нужен. Вы лишились своего при трагических обстоятельствах. Мой же отверг меня и выгнал из дома по причинам, которые к делу не относятся. Довольно сказать лишь, что это, пожалуй, еще больнее. Я знаю, что вы чувствуете себя одиноким. И поверьте, я испытал в полной мере чувство одиночества. Я знаю, что вы лелеяли в сердце большие надежды и ни одна из них не нашла воплощения. И я знаю также, что это убивает вас день за днем, пусть вы не отдаете себе в том отчета.
За его речью последовало долгое молчание.
— Вы много знаете, сеньор Корелли.
— Достаточно, чтобы мне захотелось познакомиться с вами поближе и стать вашим другом. Думаю, у вас мало друзей. И у меня тоже. Я не доверяю людям, утверждающим, что у них много друзей. Это означает всего-навсего, что они плохо разбираются
— Но вы не ищете себе друга, а нанимаете работника.
— Я ищу временного компаньона. Я ищу вас.
— Вы слишком самоуверенны. — Я рискнул высказаться откровенно.
— Врожденный дефект, — отозвался Корелли, вставая со скамейки. — А другой — ясновидение. А потому я осознаю, что, возможно, для вас все случилось чересчур неожиданно и вам недостаточно услышать правду из моих уст. Вам необходимо увидеть ее собственными глазами, прочувствовать всем существом. Поверьте, вы ее прочувствуете.
Он протянул мне руку и не убирал до тех пор, пока я не пожал ее.
— Могу я по крайней мере тешить себя надеждой, что вы подумаете над моими словами и позднее мы вернемся к теме? — спросил он.
— Не знаю, что ответить, сеньор Корелли.
— Не отвечайте ничего пока. Обещаю, что, когда мы встретимся вновь, ваше зрение прояснится.
С этими словами он сердечно мне улыбнулся и направился к лестнице.
— А будет новая встреча? — поинтересовался я.
Корелли остановился и повернулся.
— Всегда бывает новая встреча.
— Где?
Последние лучи солнца озарили город, и его глаза вспыхнули, как раскаленные угли.
Я наблюдал, как Корелли исчезает в дверном проеме, за которым начинался спуск вниз. И только тогда меня вдруг осенило, что за время разговора он ни разу не моргнул, во всяком случае, я этого не заметил.
Клиника располагалась на верхнем этаже здания. С высоты открывался вид на море, сверкающее в отдалении, и крутой спуск улицы Мунтанер. Ее пунктиром прочерчивали трамваи, скользившие к Энсанче между большими домами и величественными зданиями. В клинике пахло чистотой. Тщательно продуманный интерьер отличался безупречным вкусом. На картинах были изображены сплошь безмятежные пейзажи, сулившие надежду и умиротворение. На полках стояли солидные издания, вызывавшие чувство почтения. Медсестры ступали с плавной легкостью балерин и улыбались, порхая мимо. Клиника выглядела как чистилище для тугих кошельков.
— Доктор сейчас примет вас, сеньор Мартин.
Доктор Триас держался с достоинством патриция. Его безукоризненная внешность внушала спокойствие и доверие каждой черточкой: серые проницательные глаза за стеклами пенсне, дружелюбная вежливая улыбка без намека на веселье. Доктор Триас привык вести поединок со смертью, и чем больше он улыбался, тем становилось страшнее. Его обращение со мной — то, как он меня встретил и усадил, — наводило на мысли о скором конце. Правда, всего несколько дней назад, когда я начал проходить обследование, он подробно рассказывал о новейших достижениях в области науки и медицины, вселявших надежду на успех в борьбе с болезнью, симптомы которой я описывал. Из его слов я мог сделать вывод, что сам он лично в благополучном исходе не сомневался.
— Как ваши дела? — спросил он, переводя взгляд с меня на папку, лежавшую на столе.
— Это вы мне скажите.
Он наградил меня бесстрастной улыбкой хорошего игрока в покер.
— Сестра упомянула, что вы писатель. Но я вижу, заполняя анкету в истории болезни, вы указали, будто являетесь служащим.
— В моем случае это одно и то же.
— Наверное, некоторые из моих пациентов — ваши читатели.
— Надеюсь, их нервная система не пострадала непоправимо.
Доктор улыбнулся, словно нашел мое замечание остроумным, и принял деловой вид, давая понять, что предварительные светские любезности закончены и пора побеседовать о главном.