Игра Бродяг
Шрифт:
— Самое не подходящее для него место, — заметил Вогт, вращая камень в пальцах.
В белом свете раннего утра камень выглядел совершенно невзрачно — мимо пройдешь и не заметишь. Наёмница уже сама не понимала, какой порыв заставил ее взять его.
— Если мы его выбросим, никто никогда не подберет его, — заметила она. — Разве что для того, чтобы в кого-нибудь запустить.
— Нет, не следует так бездумно бросать его, — не согласился Вогт. — Его предназначение может проясниться в будущем.
С одной стороны, Наёмница понимала, что он прав. С другой стороны… ей вдруг отчаянно захотелось избавиться от камня.
— Что ж, тогда оставь его себе, — пожала плечами она.
— Почему бы и нет. За него денег не дают… — Вогт усмехнулся, — …но и не просят, — он обратил на нее испытующий взгляд. — Ты все сказала, что должна была?
— Да, — соврала Наёмница.
Возможно, она и чувствовала себя скверно, продолжая отмалчиваться и врать, но у нее язык не поворачивался рассказать ему о Велении. Даже в бреду она не произнесет это имя, пусть оно навечно останется на ее совести, а лучше бы и вовсе его забыть. «Я из Страны Прозрачных Листьев, высшего мира. Меня перенесли сюда какие-то боги. Может быть, я даже сам бог», — сказал однажды Вогт. Теперь Наёмница доподлинно знала, что это не так. Хотя какая разница, что Вогт родился в этой заурядной (и весьма паскудной, надо заметить) стране и что не боги принесли его с небес для высшей благородной цели, а собственная мать бросила на милость всклоченной, ненадежной и очевидно недоброй девицы? Неважно, что его кровь человеческая — если он считает себя сыном богов, пусть будет сыном богов…
— И что нам теперь делать? — спросила Наёмница.
— Идем туда, куда и намеревались. Грядут большие опасности, но, я думаю, мы с ними справимся, — Вогт превращался в себя прежнего. Даже улыбнулся.
Наёмница настороженно осмотрелась.
— Пока, во всяком случае, не заметно никаких опасностей, а…
«А там посмотрим», — хотела завершить она, но стук копыт отвлек ее.
Вогтоус чутко прислушался.
— Опасности, — торжественно провозгласил он.
Наёмница усмехнулась и кивнула — что она еще могла сделать?
***
Опасности имели вид четырех всадников. Кони под ними были холеные, могучие, на таких вмиг догонят — убегать бесполезно. Можно было бы попытаться схорониться среди деревьев, вот только это требовалось сделать до того, как их заметили, а не после. Сами всадники весьма походили на стражников, виденных ранее, в безымянном городишке, вот только их шлемы были вычищены и сияли как золотые. Всадники целеустремленно направлялись в сторону бродяг и через минуту, спешившись, окружили Наёмницу, при этом как будто бы вовсе игнорируя Вогта. «Они что же, меня искали?» — подумала Наёмница и в подтверждение услышала:
— Думала, тебе удастся улизнуть, крыса?
— Чего? — не поняла Наёмница и нервно оглянулась на Вогта. Вид у того был весьма задумчивый.
— Недалеко же ты ушла от Торикина, — ухмыльнулся один из всадников.
«Да я в него еще и не пришла!» — хотела было сказать Наёмница, но тут на нее навалились все четверо, а совмещать она не умела — либо оправдываться, либо отбиваться. Она выбрала второе, так как всегда считала — кулак слова вернее.
— Сдайся, это бесполезно, — уведомил Вогт тоненьким нервным голоском. — Сейчас мы ничего не можем поделать. В любой игре есть такие моменты.
Наёмница, может, и поспорила бы, но уже лежала на траве,
— Вогт… — простонала она.
Если Вогт ей что-то и ответил, то Наёмница уже не услышала. Она попыталась позвать его еще раз, но лошадь припустила галопом, и имя распалось на отдельные звуки.
***
Легко сохранять воинственность и несокрушимость духа, когда прочно стоишь на земле двумя ногами. Но куда как сложнее, когда лежишь вот так: ноги свешиваются с одного лошадиного бока, голова болтается на другом, связанными за спиной руками не пошевелить, веревки врезаются в тело, в плече стучит боль. «Вот бы меня вырвало, — понадеялась Наёмница. — Легче бы стало». Ее тряхнуло особенно сильно. Желудок содрогнулся, но выдержал. «Эх, поскорее бы», — вздохнула Наёмница, мечтательно представив, как ее выворачивает наизнанку прямо на маячащий возле лица сапог.
По ее ощущению, ехали они уже не менее трехсот лет (не более пары часов на самом деле). Ее волосы, отросшие за последнее время длиннее, чем она им обычно позволяла, касались растительности, пару раз больно зацепившись за что-то — позже Наёмница насобирала несколько зеленых побегов, десяток-другой листьев и голубой цветок, что особенно мило.
Когда они выехали на дорогу, стало еще хуже. Наёмница за всю свою жизнь не проглотила столько пыли, сколько сегодня. Завтрак ей уже не требовался. «Все-таки Игра порой чересчур жестока», — посетовала она, но тихий голос прошептал в ее голове: «А ты еще кого-нибудь убей». Ох, это мучение никогда не закончится…
Наконец гул человеческих голосов подсказал ей, что они подъехали к Торикину. Лошадь встала. Полумертвая Наёмница даже не попыталась приподнять голову и осмотреться. Ее захватчики оживленно заговорили со стражниками у городских ворот.
— Теперь-то ее точно вздернут, — сказал один их стражников.
И все рассмеялись, кроме коней и Наёмницы.
— Точно, — подтвердил тот, кому принадлежали ненавистные сапоги, и, размахнувшись, хлопнул Наёмницу по заднице.
«Скотина, — подумала Наёмница. — Всадила бы тебе в одно ухо и из другого бы вытащила». И тут же испугалась, что Игра добавит ей еще и за мысленное убийство.
Лязгнули, открываясь, тяжелые ворота, и лошадь снова пошла. Наёмница раскрыла глаза, которые во время путешествия предпочитала держать плотно закрытыми, и увидела внизу камни мостовой.
Когда Наёмницу наконец сняли с лошади и поставили на собственные подгибающиеся ноги, она осмотрелась и подумала: «Ну, здравствуй, ненавистный город». А затем ее таки вывернуло — прямо на чистейшую мостовую, и это был, с ее точки зрения, самый верный способ поприветствовать серые стены Торикина.
***