Игра Герцога
Шрифт:
Крестьянин ждал, что они вот-вот, как то было на пути сюда, взлетят, но экипаж размеренно двигался лесной дорогой. И не мчался даже, словно теперь некуда было спешить. Тяжёлая тьма постепенно рассеивалась, приближая хмурое зимнее утро. По пути встречались вырванные с корнем деревья — их оставил тот страшный могучий лесной старик, что обжёгся, посмев коснуться их страшной повозки. Пётр смотрел по сторонам, и не мог понять: в чём же перемена? Что-то случилось непоправимое в эту ночь… Весь лес выглядел обречённым. Огромный северный лес
Но про лес Пётр и думать забыл, когда выехали на дорогу. Вновь его мысли занимала только жена Ульяна. Близилась, как он полагал, какая-то развязка. И вот наконец он — тот самый перекрёсток, и сумрачное заведение стоит на привычном месте. Горит бледный свет в окнах, но зияет пустотой над входом место, где была совсем недавно вывески: «Трактиръ 'Добрый станъ» и «Для т?хъ, кто готовъ въ путь».
— Итак, Пётр, теперь нам осталось решить вопрос с вами! — произнёс чёрный герцог, выходя из экипажа.
— Вы обещали помочь моей…
— Это всё обсудим… там.
И они прошли в трактир. Им навстречу выбежал мальчик-половой, только теперь у него было только человеческое туловище, а вместо ног — множество тонких паучьих лап.
Крестьянин уже понял, что согласился иметь дело с силой, способной на великие чудеса. И эта сила больше не таила от него своего истинного облика. Но, сам не понимая, как такое случилось, он чувствовал, что будто привык, и не испытывает страха.
На столе, где они обедали перед отъездом, стоял серебряный канделябр, и холодными белыми огоньками горели шесть свечей. На старинной плотной бумаге с завернувшимися углами была чернильница в виде черепа с горящими глазами.
Пётр заметил, что спутники остались ждать в экипаже, а в трактир вошли только они с герцогом. Даже мальчик, тронув чёрной лапой дверь, с поклоном удалился.
— Так вы собираетесь куда-то ехать ещё? — спросил Пётр отстранённо, будто для него всё уже закончилось.
— Да, нам уже пора. Итак, Пётр, остался самый последний вопрос. Согласны ли вы поступить ко мне на службу и отправиться в долгий, но интересный путь?
— Но я спрашивал про…
— Ничто не омрачит и не побеспокоит семью вашу, когда вы будете у меня на службе. Поверьте, я сполна отблагодарю домочадцев, — герцог помолчал. — И, если вы согласны, просто — поставьте подпись.
Пётр нерешительно подошёл к столу. Огоньки свеч дрогнули. Пробежался глазами, почёсывая бороду.
— Это наш договор! В нём говорится, что вы, крестьянин села Серебряные Ключи, согласны поступить на службу, отдав душу…
— Отдав душу?..
Герцог кивнул.
Крестьянин
«Со своей же стороны великий герцог берёт полную заботу о благосостоянии семьи и близких, и всех родов, что последуют затем…»
— Как же мне быть? — спросил он вслух, но ответом было молчание.
Понимая, что теперь всё зависит от него, Пётр обмакнул роскошное перо в чернила. Всмотрелся, как капелька замерла чёрной блестящей точкой, напоминая глаз ворона. Вновь подождал, словно надеясь, что ему будет сказано что-то ещё, но гнетущая тишина только нарастала.
— А если я… откажусь?..
— Это ваше право. Вы просто вернётесь домой.
«Значит, просто вернусь домой, — забилась мысль. — Просто вернусь, и всё. Куда вернусь? Туда, где помирает жена, нечем скот кормить, и всё летит в пропасть. А тут… ведь предлагается служба, и полный достаток. Это тебе не бар криводушных по городу возить, гроша ломаного ожидая»…
Он поднёс перо к бумаге. Та налилась тёмными огоньками. И хотя Пётр был грамотным, удивился мысли, что в самый последний миг пришла на ум ему. Словно кто-то кричал ему с плеча:
«Поставь крест! Просто поставь крест!»
Чёрный герцог словно уловил это, но промолчал.
— Значит, я стану частью…
— Моей свиты, да, — терпеливо отвечал герцог.
— Что ж, тогда… буду рад служить! — и он написал «Алатыревъ» и поставил незамысловатую закорючку.
Свечи на миг сменили свет огней с белого на тёмно-молочный. Руку ожгло, и Пётр бросил перо, в страхе оглядевшись. В окне мелькнула лошадиная голова, тут же исчезла, и раздались гулкие раскаты, будто бы зимой нечаянно случилась гроза.
— Не бойтесь, что же! Это Вечность призывает вас с нами в путь!
— Что же мне теперь… делать?
— Ничего. Просто идите к своему… отныне нашему чудесному коню.
Пётр вышел за герцогом. Повозка блестела в свете гаснущей луны. Вся свита оставалась в экипаже, кроме Гвилума. Тот стоял у коня, держа что-то чёрное, напоминающее плащ. Дверь открылась само собой, и герцог, поднявшись на ступень, обернулся:
— Что же, пришло время заступать на службу!
На нетвёрдых ногах крестьянин подошёл к коню. Он так любил Уголька! Вспомнил, как всегда разговаривал с ним, словно тот мог понимать речь человеческую, делился сокровенным. И крестьянин знал, что, быть может, на всём белом свете не было существа, которое так бы хорошо понимало его, как…
Но был ли этот тот — его Уголёк?.. Подойдя ближе, он всмотрелся в чёрные глаза, коснулся гривы, и та показалась жёсткой, словно металлическая щетина.
— Уголёчек ты мой! — и только он приложил лоб к носу коня, как всё куда-то исчезло…