Игра Герцога
Шрифт:
Ступа перелетела забор и опустилась в сугроб, зашипев и выпустив большое облако, похожее на банный пар.
— Ой, кто это? — услышала она тонкий голосок и заметила, что над полуоткрытой дверью хлева торчат, чуть подрагивая, лошадиные ушки.
— Меня зовут Апа-травница. Что стряслось здесь, малыш?
— Апа! Ты — сама Апа! Столько добрых сказок про тебя сложено за эти столетия! — и Вазила, показавшись из-за двери, представился и поклонился в пояс.
— Можешь и не говорить ничего, Вазила, знаю — туда заглянула сама смерть! — и лесная ведунья указала на тёмное окно.
Вазила
— Да, она уже и порожек переступила, хотя я на входе и пытался хоть как-то её задержать! — хныкнул дух. — Что я могу — совсем один, да и сам пропаду, к утру растаю, как дым, если коник мой — славный Уголёк, в стойло не вернётся. Спаси меня, если можешь, Апа-травница!
Она вышла из ступы. Двор был окутан тьмой, и Вазила видел, как вокруг высокой стройной женщины плавно разливается свет. К нему так и хотелось дотянуться, чтобы согреться.
— Здесь, кажется, живёт девочка? — Апа повела носом и добавила задумчиво:
— Причём какая-то… совсем уж необыкновенная девочка.
— Точно-точно. И звать её Есенькой. Матушка её помирает. А с ней сёстры живут — ох, и чёрствые, ох и презлые, хуже самих завалящих кикимор будут!
— Тогда, получается, всё так, как в сказке когда-то сложено было, — задумчиво сказала травница, походя к порожку. — Ну, что ж… свидеться с Есией мне пока нельзя. Всё сломаю, всё разрушу в одночасье, коль сойдутся с ней наши пути-дорожки раньше срока положенного!
Вазила опустил лошадиные ушки — видимо, подумал, что травница не собирается помогать. Но та достала из-за пазухи тряпичную куклу, плотно набитую купальским разнотравьем. Шёл от оберега такой пряный аромат, что Вазила вдохнул, вспомнив летние пречистые луга и выпас коней в ночном. Апа, нашёптывая заговор, вставила куколку в грубую дверную ручку. Посмотрела на белое, без обозначения носа, рта и глаз личико куклы, на узорчатое, с красными петушками платьице, что сшила сама, и вздохнула. Изо рта Апы полетела тёплая, цвета спелых трав, воздушная струя:
— Проваливай в трубу, смерть костлявая! Не ко сроку позвана, ищи не тут добычу свою! Слушай, это я обращаюсь к тебе — Апа-травница!
Вазила задрал мордочку — в тот же миг из трубы метнулись искры, выплыла большая угольная туча, в которой на миг показались костяшки, сжимающие косу, и раздался недобрый приглушённый вой.
— Всё, маленький! — вздохнув, лесная ведунья обратился к Вазиле. — Я помогла в том, в чём могла…
— Апа, милая Апа! — дух — покровителей лошадей, отчаянно вцепился ей в подол. — Но как же я? Меня уже не спасти? Коник мой — Уголёк, больше не возвернётся? Только скажи правду!
— Я помогла в том, в чём могла! — повторила травница, сев в ступу, и, грустно посмотрев на растрёпанного Вазилу, погладила его по ушам.
Тот ещё долго стоял и смотрел, провожая взглядом улетающую в сторону Лихоозёрска травницу.
* * *
Алисафья пыталась докричаться, била по щекам, трясла за ворот брата, но Фока так и не приходил в себя. На Залмана, которому от падения сосны досталось ещё крепче, чем Зверолову, она
— Братец, прошу тебя, ну же! Очнись! Этот громила ушёл! Слышишь, ушёл! Нам нужно спешить! — она вновь и вновь шлёпала раскрасневшимися ладошками по его лицу, но щёки оставались бледными, а губы — синими, как у покойника. — Мы должны что-то сделать! Ведь он, милый, милый…. Погибнет в этом проклятом чреве! Ему не выйти, не спастись от них! Ну же, услышь меня!
Наконец Зверолов с трудом разлепил веки, и, похоже, не понимал, где находится и кто плачет над ним. Мутные глаза тяжело всматривались будто в пустоту, хотя лицо Алисафьи склонялось над ним, а рыжие кудри щекотали нос.
— Наконец-то! Жив! — и лишь успела девушка радостно промолвить это, как с потрескиванием медленно развезся вход в шахту. Первым вышел, вернее даже, выплыл, не касаясь ковровой дорожки, чёрный герцог. Осмотрелся — спокойно, даже равнодушно, и за его спиной постепенно выросла вся его свита.
— Нет! — выкрикнула Алисафья, и направила гневный взгляд на герцога. — Нет, ты не посмеешь убить его! Я! Я не поволю тебе этого сделать!
И она вскочила на четвереньки, обернулась лисицей, но тут же приняла человеческий облик, будто неведомая сила запретила ей оборачиваться.
— Ты не причинишь ему зла! Прежде… прежде тебе придётся убить меня!
— Простите, юная леди, но мне кажется, вы всё спутали, — спокойно ответил герцог, не двинувшись с места. — Смею заверить, что ни я, ни мои дорогие слуги не имеют плохих намерений относительно вас и брата. Вернее будет сказать, что именно вы, точнее, ваш отчаянный спутник вбил в себе в голову, что сумеет остановить меня.
Алисафья, не выдержав жгучего напора оранжевых глаз, обернулась. Фока, перевернувшись на живот, полз по-пластунски к ружью, которое, будто чувствуя критическую близость главной цели, пульсировало так, что вокруг оттаял снег, обнажив пожухлые островки трав.
— Не позволю! — Пантелей, который до этого стоял спокойно в облике старого слуги, вдруг обернулся огромным котом и, присев и поджав задние лапы, резко прыгнул. Герцог не успел поднять руку, а только наблюдал, как вытянутое мощное тело устремилось в воздух, и две мягкие лапки приземлились на пульсирующий ствол. И, только кот коснулся горячей стали, как жалостно взвыл — этот отчаянный крик был так громок, что его могли, веротяно, услышать даже в Лихоозёрске. Яркие глаза с тонкими длинными зрачками округлились на пушистой морде, и выпали из обрит. Шерсть вздыбилась, и её объяло ярко-фиолетовое пламя.
— Нет! — вскрикнула Джофранка, но Гвилум остановил её крылом. Цыганка отчаянно прижала ладони к лицу, а красивые чёрные глаза наполнили слёзы.
По лицу герцога пробежали желваки. Видя, что Зверолов почти дотянулся до оружия, он подошёл, и… наклонившись, взял ружьё!
Все застыли в изумлении. Герцога передёрнуло, он стал рябым, будто начал выпадать из реальности. Он весь искрился фиолетовыми огоньками, но недолго — вскоре ему вернулся привычный вид, и, обернувшись к Гвилуму, хозяин свиты молвил: