Игра II
Шрифт:
— Мы можем слить из хранилища все стандартные наноботы третьего-четвёртого ранга, и заменить их на новые, не согласился я.
— Рассвет уже, да и зверюга эта дёргается не переставая, пора уходить.
— С чего вдруг? Часик ещё можно поработать.
Ты же сам сказал, что на рассвете надо уходить, а я тебе верю, ты же Пророк.
Я помотал головой и несколько раз с силой зажмурится, изгоняя из головы призрак алчный жабы, глянул на свой обломок меча, и согласно кивнул:
— Уходим.
Сказал и не двинулся с места, завороженно наблюдая, как чёрные пульсирующие трубы растянувшиеся на несколько метров колыхаясь и сокращаясь наполняются кровью гигантского монстра, сначала одиночными, а потом и многочисленными искорками которые очень скоро стали образовывать в отвратительных телах целые туманности, а затем и целые галактики, которые в свою очередь начали таять, впитываясь и исчезая в содрогающейся
Крах!
Мы с Зубром аж присели, в один момент покрываясь холодным липким потом.
Туша титана пошевелилась, поднимая голову и зевая ещё раз. Его зевок вполне можно было спутать с раскатом грома, но это было не главное, главное, что я не последовал собственному совету и мы, как последние идиоты, дождались пока тот проснётся. И не только проснётся, но и начнёт подниматься.
Нет, всё-таки я ошибся, несмотря на наличие огромного количества наноботов, эта зверюга явно была не местной, или пришла из таких мест, о которых рассказывают лишь мифы: все три головы были похожи одна на другую, как три капли воды и при этом не похожи ни на что, видимое мною ранее. Лишённые глаз, покрытые вездесущими тонкими грязно-белыми перьями тупорылые морды, заканчивающиеся не то пастью, не то хоботком, чем-то похожим на присоску той же пиявки, только увеличенную в десяток тысяч раз, по четыре острых шакальих уха, образующих вокруг морды некое подобие короны…
Больше времени, чтобы рассмотреть подробности у нас не было, даже если бы и было, думаю мы потратили бы его на то, чтобы обругать себя последними словами еще раз, а если получится, то и помолиться перед неминуемой смертью. Зверюга поднялась на ноги, заставив окружающую нас землю зашататься, похрустела затёкшими шеями, встряхнулась, будто собака избавляясь от повисших на ней паразитов, расправила титанические крылья, с треском ломающихся континентальных плит пару раз взбила ими воздух, швырнув их потоками нас на землю, вдруг вся осветилась золотым свечением, от отсутствующего носа, до последнего кончика перьев у себя на хвосте, а затем разом сжалась в одну ослепительно яркую точку и с хлопком исчезла.
Воздух взревел, устремляясь в образовавшийся вакуум, таща нас по траве и кочкам, а затем, заполнив внезапно образовавшуюся пустоту, успокоился и стих.
— Это, чего это? Это, куда это он?
Хотя… Куда бы он не направился, туда ему и дорога. Я жалеть о его отсутствии не буду. Ещё только рассвет, а мне уже приключений на весь день с головой хватило, сейчас бы добраться до нашего Тузика, да поспать хотя бы три-четыре часика, мне лишние проблемы не нужны.
— Пророк, вставай давай уже, кажется, у нас проблемы.
Господи, да за что?
— Что там у тебя?
Я приподнял голову от земли и был вынужден согласиться с Зубром, у нас действительно проблемы.
Перед своим исчезновением трёхголовый говнюк всё-таки умудрился нам знатно подгадить: встряхнувшись, он не только избавился от наших пиявок, превратившихся в пятиметровых извивающихся монстров, но и от сотни блох, каждая из которых была с небольшую собачонку размером. Но даже не это было главное, самое главное началось через мгновение: произошло все настолько стремительно, что, чтобы описать то, что произошло за следующие десять секунд, понадобится полчаса, не меньше. Одна из пиявок, приподнявшись над землёй будто кобра, распахнула пасть, которой нет и в помине у нормальной пиявки, атаковала одну из блох, проглатывая её и встраивая в своё тело: из судорожно подёргивающихся колец полезли отростки, быстро превращаясь в ноги, а пиявку в гигантскую сороконожку. Вторая впилась ещё одной в шею прирастая к ней, а первая начала разделяться на десятки тонких гибких шей, на концах которых тут же начали образовываться клыкастые головы. Ещё одна пиявка, сожравшая сразу десяток блох и начала покрываться не только многочисленными лапами, но и сегментированным бронированным телом, упакованном в хитиновый кокон не хуже какого-нибудь древнего рыцаря.
Я ещё раз посмотрел на обломок своего меча, и на окружающих нас со всех сторон монстров…
Шестой вложенный приказ: метание предметов. С помощью энергетического хлыста захватывать предметы и с максимальной силой швырять их противников. Приказ принят? Да. Нет.
Принято. Шестой встроенный приказ: праща Давида.
Метание предметов в агрессивных противников. Скорость и сила броска зависит от веса и формы бросаемого предмета. Стоимость одного броска — одна единица энергии.
Ну
— Ну и ладно, — я похрустел шеей, подвигал плечами, разминая затекшие мышцы перед схваткой, — конструктор, можно не только собирать, но и разбирать.
Что-то в моём организме щёлкнуло, и сжимающая в своих тисках бесконечная усталость куда-то отступила, сменившись, не свойственной мне, безрассудной лихостью. Не знаю просто ли у меня открылось второе дыхание, или сказался факт того, что нас минула неминуемая смерть от лап титанического монстра, или так подействовали высокоранговые наноботы, которыми мы залились по самое горлышко, но в первый раз за все эти дни я жаждал боя, желая проверить новые возможности своего организма. Зубр уже во всю рубился с противником, шинкуя одну пиявку будто кровяную колбасу. Та опадала такими же подрагивающими кусками, да и на вид была похожа: выпитая из зверя кровь свернулась внутри её тела и теперь выливалась из кусков большими сгустками. На спине напарника повисло две блохи, скрежеща своими хоботками по пластинам бронежилета, вот с них и начнем. Взмах обломком меча и одна из них распалась на две половины, второго обвил Фракир, срывая со спины и начинаю раскручиваться. Я тоже не стал останавливаться крутанулся по инерции, всем своим весом помогая Фракиру отправить свой метательный снаряд в трансформирующегося монстра. Тот сросся сразу из пяти-шести пиявок и полусотни блох, превращаясь в нечто бронированное, возвышающееся над землёй на трёх подгибающихся ногах-колоннах. Блоха разлетелась ошмётками хитина, ударившись о его панцирь, заставив мутанта покачнуться, а я продолжил кружиться, перехватывая на лету блох и рубя не закончивших обрастать бронёй пиявок, расшвыривая ногами их куски в стороны, чтобы предотвратить их срастание друг с другом, швыряя блох в основного монстра, приближаясь к нему всё ближе и ближе. Тот практически закончил трансформироваться, превращаясь во что-то, напоминающие трёхногую, стоголовую гидру, с бронированным телом и гибкими покрытыми шипами шеями, стреляющими во все стороны, перехватывающими оставшихся неиспользованными блох, приращивая их к своему телу.
На последних пяти метрах я перешёл на бег, на ходу швыряя одну из блох прямо в переплетение этих извивающихся шей, сам ныряя на мокрую от росы траву, проезжая по ней меж этих трёх ног, ударом потрошителя рассекая одну из них, и оказался на ногах раньше, чем двухсоткилограммовое тело за моей спиной, начало заваливаться на землю. Не давая мутанту опомниться, подскочил, начиная рубить вторую ногу, неудачно подставившись под удар сразу двух десятков голов, метнувшихся вперёд, ударивших заросшими щипами шеями, в один миг превративших кожу на руках и лице в свисающие окровавленные лохмотья, однако бурлящий в моей крови коктейль, заставил меня лишь заскрежетать зубами, продолжая и продолжая рубить, отсекая последнюю лапу, отрубая одну голову за другой. Вспыхнувшая огненная боль, быстро отступила, сменившись заморозкой, когда в дело вступили лечебные наноботы, раны на глазах перестали кровоточить и начали стягиваться, со скоростью, которая вызвала во мне лишь изумлённое восхищение. Оставив Фракира защищать спину от прыгающих сзади блох, я рубил и рубил, пока не отсёк от оставшегося хитинового шара всё, что хоть сколько-нибудь из него торчало, и только после этого немного успокоился, оглядывая поле боя, заваленное кусками порубленных существ. Ну и не порубленных тоже. До последнего из них, представляющего из себя бронированную сороконожку сейчас добрался Зубр, вогнавший свой потрошитель под эту хитиновую броню, и теперь вспарывающий её, будто консервную банку. Я включил сканер, направляя его на порубленные останки и тут же позвал напарника: