Игра или страсть?
Шрифт:
Дымчатое стекло…
Затуманенное стекло…
Его самодовольная улыбка превратилась в широкую ухмылку. Возможно, он так до конца и не поймет, какие мысли бродят у нее в голове, но все, что кажется непонятным, становится простым, когда они оказываются в постели.
– Ты улыбаешься, Брэнд, или это смертельный оскал? Он открыл глаза. Она стояла над ним со шкатулкой в руках. Одной рукой он схватил ее за ногу и потянул к себе. Она взвизгнула и повалилась на кровать, умудрившись при этом
– Это важно! – зашипела она, поднимая шкатулку.
– Это тоже.
Брэнд забрал шкатулку и бросил ее на пол, затем приподнялся над Марион.
– Почемуты всегда смотришь на меня таким напряженным взглядом?
– Пытаюсь прочесть твои мысли. Она улыбнулась:
– И?
Он покачал головой:
– Ничего не выходит. Придется тебе выразить их словами.
На мгновение она показалась озадаченной, потом лицо ее смягчилось, и она коснулась ладонью его щеки.
– Я люблю тебя, Брэнд.
Он взирал на нее с забавной серьезностью.
– Докажи это. Читай… мои… мысли. – Он улыбнулся.
Она попыталась встать с кровати, но он пригвоздил ее своим весом и поцеловал с пылкой настойчивостью, от которой у нее захватило дух.
Дыхание их стало учащенным, тела сплелись. Обезумевшие, они вместе устремились навстречу сладостному забвению.
Наконец они смогли поговорить о шкатулке. Они сидели за маленьким столиком перед зашторенным окном.
– Я не знаю, где девочки нашли ее, – сказала Марион, – но это, должно быть, шкатулка Ханны. Не понимаю. Этот хлам совершенно бесполезен. Здесь нет любовных писем.
Брэнд просмотрел письма, особенно те, которые были датированы, и переключил внимание на мелкие вещицы. Марион права, они бесполезны: медная пуговица, пожелтевший от времени носовой платок с монограммой, перочинный нож и ручка.
– Ханна была сорокой, – задумчиво проговорил он. – Она собирала все, что связано с Робертом. – Он взглянул на Марион. – Судя по датам на некоторых записках и квитанциях, мы можем понять, когда началась эта одержимость.
– Одержимость, – тихо повторила Марион. Брэнд пожал плечами:
– Называй это как хочешь. Она была безумно влюблена, вот и все. Смотри. – Он указал на датированную квитанцию за мужскую шляпу. – Она работала у миссис Лав, когда приобрела это. То есть она начала собирать эти вещицы за два года до своего исчезновения.
– Да, но где же письма Роберта к ней?
– Имеется только одно – благодарность за выражение сочувствия. Мои послания портному теплее этого. Другие записки от Роберта адресованы мисс Каттер и камердинеру.
– Должно быть что-то еще.
Брэнд откинулся на стуле и покачал головой:
– Не думаю, что существуют другие письма.
– Тогда
Он развел руками.
– Не знаю. Марион нахмурилась.
– Да, но у тебя есть какие-то мысли. Он сверкнул улыбкой.
– Это всего лишь размышления, ничего больше. Она вздернула подбородок.
– Я думала, мы занимаемся расследованием вместе.
– Я вспомнил разговор с миссис Лав. Ханна писала письма одному молодому человеку…
– Мистеру Робсону. Брэнд кивнул.
– Который поверил ее словам и не получил в ответ ничего, кроме огорчений. Если кто и писал письма, то Ханна. – Он уставился в пространство. – У нее была склонность к мелодраме, и, думаю, она получила больше драмы, чем рассчитывала.
Они погрузились в молчание, поглощенные каждый своими размышлениями. Спустя некоторое время Брэнд сказал:
– Спроси девочек, где они нашли шкатулку. Это может помочь нам.
– Спрошу, – пообещала Марион. – И спрошу, было ли в ней что-то еще. А ты не хочешь поговорить с Робертом?
– Пока не с чем к нему идти. Кроме того, возможно, Роберт утратил благосклонность. Возможно, кто-то другой захватил воображение Ханны.
– А как насчет твоего отца? – тихо спросила Марион.
– Моего отца? – Он был поражен. – Не считая того факта, что он был практически вдвое старше Ханны, ему бы никогда не пришло в голову сбежать. Здесь его земля. Кроме того, мой отец мертв, а эта история продолжается. Кто-то напал на тебя в Воксхолл-Гарденз и столкнул с лестницы в театре. И не забудь о воре, которому мы помешали в коттедже.
Он наклонился через стол и быстро поцеловал ее.
– Я твой компас. Держись за меня, и я тебя выведу.
Уходя, он забрал с собой шкатулку, пообещав вернуть ее утром, и еще раз просмотрел содержимое, прежде чем лечь спать. Странные мысли приходили и уходили, но он пока не делал попытки связать их.
После письма Эдвины он широко раскинул сеть подозрений, от Лонгберидо Брайтона. Теперь же, когда обнаружились хранимые Ханной вещи, поиски, похоже, сузились до Прайори и его окрестностей.
Некий свидетель сказал Эдвине, что Марион была на улице в ту ночь, когда исчезла Ханна. Кто этот свидетель? Что видела Марион? Она обожала Ханну. Если б она увидела, что кто-то обижает ее, то побежала бы к матери с криками о помощи.
Брэнд был убежден, что Ханна писала письма его дяде. Холодность записки Роберта говорила о многом. Брэнд не мог обратиться к дяде со своими подозрениями. Ну, получал он письма, и что? Роберт – светский человек. Он нашел бы, как охладить пыл барышни, потерявшей голову от любви.