Игра Люцифера
Шрифт:
Я вспомнил, как когда-то мы, военные кадеты в Норвиче, должны были преодолеть реку, держа винтовки над головами. Дно становилось все глубже и глубже, и когда вода приблизилась к горлу, кое-кто начал паниковать и повернул обратно, но не я. Я вышел на другой берег, промокший до нитки и задыхавшийся, но не потерявший достоинства. Эта история с министерством юстиции казалась мне чем-то очень похожим. «Двигай вперед, — сказал я себе. — Это просто испытание».
Однако следующая встреча в той же переговорной комнате оказалась ничуть не лучше. Даунинг был надутым, как будто мамочка отняла у него любимую
Страницу за страницей я показывал им документы UBS, доказывавшие намерения и преступные действия банка, которому было плевать на американские законы. Я показал им электронное письмо, в котором банк требовал от частных банкиров из американского отдела еще более высоких результатов. Я детально описал процессы открытия и управления номерными счетами — и они были первыми правительственными агентами США, которые получили такую информацию. Я даже набросал для них наши подземные хранилища и описал, что именно хранили там наши североамериканские клиенты: драгоценные камни, наличность, облигации на предъявителя, произведения искусства и даже золотые и серебряные слитки, стоившие многие миллионы долларов.
Несмотря на все это, Даунинг задавал абсурдные вопросы, не относившиеся к делу. Он хотел знать, сколько денег я зарабатывал и как. Он интересовался довольно интимными деталями моей жизни, как будто пытался сравнить свою зарплату правительственного чиновника и скучную жизнь в пригороде с моей жизнью. Это было похоже на какой-то идиотский аудит. В то же время Мэтью Курц делал подробные записи, интересовался трастовыми структурами, клиентскими комиссионными и банковскими продуктами, которые UBS навязывал владельцам секретных счетов.
Прошло четыре часа. Даунинг оказался полным невеждой в области международных финансов, а Карен Келли казалась тупой, как бревно. Она все повторяла свою прежнюю мантру:
— Давайте будем честными, мистер Биркенфельд. Вы здесь только ради награды.
— Разумеется, — ответил я, не выдержав. — Я надеюсь получить Нобелевскую премию мира.
Рик Моран пнул меня под столом.
— Хорошо, — сказал Даунинг, откладывая в сторону пачку документов высотой в несколько сантиметров. — Давайте поговорим об именах некоторых клиентов.
— Давайте лучше поговорим об иммунитете и повестке для мистера Биркенфельда, — ответил Пол Гектор.
— Думаю, что мы уже четко заявили о своей позиции, — прорычал Даунинг. — Все, что у нас есть сейчас, в лучшем случае, незначительно, так что…
Я тут же прервал его:
— Я расскажу об одном клиенте.
В комнате воцарилось молчание, и все уставились на меня.
— Абдул Азиз Аббас, — сказал я.
— И кто же это такой? — спросил Даунинг.
— Гражданин Ирака, живет в Нью-Йорке. Это личный клиент моего босса, Кристиана Бовэя, но у меня есть все документы о нем. Это настолько важный клиент, что в офисе Бовэя была отдельная телефонная линия для общения с Аббасом. Примерно как телефон прямой связи с Кремлем в Белом доме.
—
— Это совершенно беспрецедентно, — ответил я. — Никому, кроме Бовэя, не разрешалось отвечать на звонки по этому телефону. Однажды, когда я еще был новичком в банке, телефон зазвонил, а Бовэя не было. Я зашел в его офис и ответил на звонок. На меня тут же обрушился голос с иностранным акцентом на другом конце линии: «Кто вы и почему вы взяли трубку?!»
— Ясно, — проворчал Даунинг. — А что хранит этот Аббас в UBS?
— Четыреста двадцать миллионов долларов на шести номерных счетах. Кроме того, у него есть квартиры стоимостью 40 миллионов долларов на 46-м и 47-м этажах жилого комплекса Olympic Tower в центре Манхэттена.
Мэтью Курц присвистнул:
— Это очень много.
— Именно так, мистер Курц. Рад, что вы начинаете это понимать. И только подумайте, в наших швейцарских отделениях было 19 000 таких клиентов.
— А каким образом эти владельцы якобы незадекларированных счетов зарабатывали деньги? — спросила Карен Келли.
Судя по всему, мне наконец удалось привлечь ее внимание — впервые за два дня.
— Аббас нелегально продает нефть режиму Саддама Хусейна. Он самый крупный владелец счета в американском отделе.
Это я знал от самого Кристиана Бовэя.
С одной стороны, я знал, что мне не стоит открывать имена других клиентов без повестки или любого другого официального разрешения на дачу показаний. С другой стороны, я не испытывал никаких угрызений совести от того, что делился всей этой информацией. В конце концов мы жили в мире после 11 сентября, а на этом парне, Аббасе, так и виднелось клеймо террориста. Простите, мои швейцарские друзья, однако террористическая угроза сильнее швейцарской банковской тайны. Многие представители администрации Буша полагали, что Саддам Хусейн помогал атакам 11 сентября. Поэтому прокуроры из министерства юстиции в Вашингтоне наверняка хотели бы узнать об этом больше… по крайней мере, так мне казалось.
К тому времени я полностью овладел их вниманием. Они не спускали с меня глаз и ждали, что я скажу дальше.
— Вам еще кое-что стоит знать.
— И что это? — спросил Даунинг.
— Как я понимаю, Аббас близко дружит с Руди Джулиани.
И тут разговор моментально сошел с колеи. Даунинг, живший в Нью-Йорке, быстро поднес ладонь к моему лицу и громко сказал:
— Нас не интересуют неамериканцы!
Я попытался его прервать, однако он принялся повторять эту мантру чуть ли не в панике. Он напоминал ребенка, затыкающего пальцами уши, закрывающего глаза и громко мычащего, чтобы не слышать неприятных новостей.
«Не интересуют неамериканцы? Этим банком управляют неамериканцы, ты, дебил», — думал я. Даунинг нес полную ахинею. Мои слова его сильно задели. Дело было нечисто. Джулиани был его земляком, и он набирал вес, по данным опросов о кандидатуре будущего президента. И тут я понял, что три федерала, сидящие передо мной, — это глупые обезьянки, повторяющие: «Не вижу зла, не слышу зла, не говорю о нем».
Что ж, хорошо. Переходим к следующей области некомпетентности Даунинга и компании.
— Вот как можно поставить банку мат в один ход.