Игра на Цезаря
Шрифт:
– Угу. Про нее… И ведь всегда ж меры принимали, когда портал открывался. А тут… Агата?
– Что? – растирая виски, обернулась я.
– Ты о чем с ним говорить то будешь?
– Есть некоторые детали. А ты для себя все уже прояснил?
– Я? – глянул на меня Эрик. – Не-ет… И послушаю вас с удовольствием.
– Ну, это, вряд ли.
– Почему?
– Ментально придется. Он сейчас под свежего иностранца или немого косить начнет. А у нас времени на курс общеладменского нет.
– А ты не боишься? Магия то чужая? – вот справедливый вопрос.
– Боюсь, – фыркнула
– Ш-ш-ш!
– Понятно… Эрик, следи за ним и скрепляющее заклятье на всякий случай усиль.
– Ладно, – мотнув головой, выдохнул парень, встав сбоку между нами.
– Поехали…
Специалисты говорят: моя техника сильно смахивает на алантское «заныривание» в чужую разумную сущность. Не знаю. Я – не алант и мне сравнить не с чем. Да только ощущение – не из приятных. Это – мягко говоря. Не матами, то есть. Тем более, сейчас. Когда с головой занырнул в «чужое болото из газовых едких зловоний» с пузырями-картинками на его густой глади, которые беспрестанно лопаются, выталкиваясь наверх новыми и новыми. И из них надо выбрать… Надо выбрать… выбираю… Темная смазанная пелена чужого мира. Своды пещеры. Сизые огоньки по ним… Мне надо дальше. Не сейчас… Сгусток света – проход… Ага, вот как он ушел – подвалом и ходом под землей… Ход обваливается под чьим-то заклятьем, запоздало пущенным вслед. Судя по корявости, кадетским. Значит, не сказал, что упустил… Да, не о том сейчас. Опять не о том. И давящей болью в висках – еще одна вспышка – наш мир. Физиономии, склонившиеся. Две-три – уже мне знакомы. А между ними и сущностью – острия вил. Веский «аргумент»… Потом еще ряд картинок: ночное бдение, ловля воров… ого, еще парочка знакомцев промелькнула… Хлев, скошенный трусливый взгляд пестрой коровы. Подстилка на трухлявом сене – плата за службу… И снова – бдения, бдения… бдения… Оп-па! То, что надо. Точно, оно. Но, как же интересно то… даже не смотря на раскалывающиеся виски… Как же… еще немного… еще…
– … Агата… Агата! Да, хоб меня! Агата!
– А-а… Что? Ты зачем меня, – и удивленно шмыгнула мокрым теплым носом, скосившись вниз на рубашку. – Тысь моя…
– Ты как? – Эрик суетливо зашарил по карманам. – Ты как? Погоди, у меня платок есть. Кровь тебе…
– Она сама сейчас… перестанет, – задрала я нос к доскам потолка. – Я знаю. Не в первый раз, – хотя, если честно…
– Угу… Я сейчас, – и выдернул, наконец, из кармана мятый большой платок. – Вот!
– Ага, – прихлопнула я его к носу. Потом скосилась на «клиента». Тот жалобно заскулил.
– Ты его, по-моему, напугала, – криво оскалился Эрик. – Он даже общеладменский язык вспомнил. Правда, маты, в основном.
– Да неужели?.. Значит, дальше будем общаться продуктивнее. Так, Фрук?
– У-у-хоть-ш-шас.
– Можешь немного отдохнуть пока, – и сама громко выдохнула, надув парусом платок. – Мне бы присесть.
– Да вон же кресло.
– Ага… Ага, – и с чувством вытянула ноги. – Уф-ф… А теперь рассказываю…
– Может, немного отдохнешь? – скривился, присев передо мной Эрик. Вот же, молодец. Или боги прокуратские помогли.
– Да нет, – решительно мотнула я
– Нет.
– Чем занимался…
– Я приблизительно понял: за сохранение жизни и тайны охранял здешнюю деревню от воров.
– Ага. И от друг друга. Конкурентная борьба.
– Ясно. А…
– Дальше – интересней, Эрик. Хоть и до конца не понятно… Дело в том, что не мы с тобой первые, кто его так словил. Как раз в это последнее полнолуние он уже находился в подобной связанной позе. Правда, не здесь. И его хорошо «откачали».
– То есть? – распахнул парень глаза. – Слили с него энергию?
– Так точно. В артефакт. У него след на левом запястье должен остаться, как от ожога. Сливали в квадратный перстень. А вот кто? – и черкнула между нами в воздухе «рамку». «Рамка» засветилась, сначала тусклым, потом, набравшим краски портретом мужчины, склонившимся вниз. Волосы, темной гривой зачесанные назад. Одна прядь упала на лоб. Высокие скулы и острый подбородок. – Ты его… – сквозь картину прищурилась я на замершего Эрика.
Тот потрясенно отпрянул:
– Кажется… знаю, – и подскочил на ноги. – Ну, теперь и мне… кое-что… Скажи, как ты своего «клиента» вычислила? Мы же всегда вместе были?
– Как вычислила? – проводила я его взглядом. Потом смахнула рукой «рамку». – Батюшка подсказал. Помнишь его посыл к притче?
– Ну?
– Так нет такой притчи в православии. Это я сразу поняла. Да вот сначала язык перепутала. Думала – латынь. И перевести не смогла.
– Латынь, – развернувшись, протянул Эрик. – Древний язык ученых и католических священников.
– В том то все и дело! Католических. А местный Батюшка у нас – православный. И у них в ходу еще с предтечного мира – греческий. Или, выражаясь по-тинаррски, эллинский. А в переводе на наш выражение «олефиа фрура» звучит как «пагубный…
– … сторож».
– Так точно.
– Вот это да! – открыл парень рот. – Погоди, а почему Прокурат этого «сторожа» во время шмона не засек?
– Так он за собой подчищал всегда, – подпрыгнула я на краешке кресла. – Всегда, а вот с Фомой не успел.
– Почему?
– Фома, после встречи с Фруком две ночи в храме у Батюшки ночевал. Да? – и развернулась к вытянувшей шею сущности. Та мотнула из угла лысой головой. – Да. А ты прятался в лесу за огородами. Это я просто «увидела». Уже не вычислила. Только… – и глянула рыцарю в глаза. – Теперь – твоя очередь, Эрик… Рассказывай.
– Угу, – стиснул он губы. – Моя… Я тебе уже говорил, что у меня есть новость?.. Так вот, дело в том, что сразу от твоей калитки я махнул в Прокурат. Это ты знаешь…
– Эрик, не тяни.
– Угу, – из-подо лба глянул он на меня. – Понимаешь, ты так описала зеркало, которое стояло здесь, – и скосился в пустой простенок. – что я сразу понял: это не оно.
– То есть? – выдохнула я.
– То есть… Агата, зеркало накануне последних учений поменяли.
– Кто? Зачем?
– Зачем – не знаю. А кто… – зло оскалился он. – Ты его уже видела. Только что. Да и я с ним тоже сегодня… говорил.
– Вторая комтурия? – сипло выдала я.