Игра на чужом поле

Маринина Александра

Настя очень старалась этого не слышать. Она искренне хотела помочь и для этого готова была наступить на свое самолюбие. Но всему, в конце концов, есть предел. И хладнокровию и рассудительности – тоже. Преодолев первую волну обиды и даже сумев продвинуться на ее гребне далеко вперед, она попала во вторую волну и в ней захлебнулась.

* * *

В дверь стучали уже во второй раз. В первый раз, примерно час назад, Настя затаилась, лежа на кровати, и сделала вид, что ее нет. Сейчас она занималась переводом, стук машинки разносился далеко и не открыть не было никакой возможности.

– Анастасия,

что происходит? Дайте-ка вашу санаторную книжку, – строго потребовал лечащий врач Михаил Петрович. – Так я и думал. Вы два дня подряд пропускаете процедуры и не занимаетесь в бассейне. Вы плохо себя чувствуете? Почему вы не ходите в столовую?

– Я… Мне нездоровится, – неуверенно промямлила Настя.

– Тогда почему вы не приходите ко мне? Здесь санаторий, а не палаточный городок, прошу это учесть. В случае малейших неполадок со здоровьем – немедленно к врачу. Усвоили?

– Усвоила. У меня уже все прошло. Завтра я начну ходить в столовую и на процедуры. Честное слово, Михаил Петрович.

– Допустим. Я хочу знать, в чем заключается ваше нездоровье. Почему пропал аппетит? Может быть, я неправильно назначил лечение?

– Это скорее нервное. Легкая депрессия, – улыбнулась Настя.

– На вас сильно подействовал этот прискорбный случай?

– И он тоже. Не обращайте внимания, Михаил Петрович. Обычная дурь. Сегодня я, с вашего позволения, еще немного погрущу, а завтра с утра все будет в порядке.

Врач ушел недовольный, но с Настиным упрямством поделать ничего не смог. От ужина она отказалась категорически.

А Дамир все не приходил…

Около десяти часов вечера снова раздался стук. У дверей стояла Регина Аркадьевна.

– Вам телеграмма, Настюша. Я проходила мимо дежурной, она просила вам передать.

Соседка протянула ей распечатанный бланк телеграммы. И кто же это такой любопытный, пронеслось в голове у Насти, кто не утерпел и заглянул в телеграмму? «Пожалуйста срочно позвони домой целую папа». Ей стало не по себе. Если дома случилось что-то серьезное, то не было бы в телеграмме успокаивающего слова «пожалуйста». Когда говорят «пожалуйста» – это уже просьба, а не приказ, а просьбу можно ведь и не выполнять. С другой стороны – «срочно». Что за срочность такая? Ведь она только вчера звонила ему, получив перевод.

– Что же делать? – растерянно сказала Настя. – Отец просит срочно позвонить домой, но в Город идти уже поздно, переговорный пункт работает до двадцати одного.

Регина Аркадьевна решительно взяла Настю за руку.

– Пойдемте. Для таких крайних случаев есть запасной вариант. Может, нам с вами повезет и удастся позвонить из кабинета директора.

Настя плелась за соседкой, чувствуя себя как овца, которую ведут на заклание. Отчим, судя по всему, хочет передать ей какое-то сообщение от Гордеева. Тот факт, что начальник не пытается связаться с ней через местный горотдел, говорил Насте о многом. Например, о том, что он прощупывает почву, нельзя ли использовать ее в работе. Он, наверное, собирается кого-то прислать и примеривается, как лучше действовать, в зависимости от того, кем для санаторных обитателей является Настя Каменская: переводчицей или работником уголовного розыска.

Перед директорским кабинетом должна быть приемная, размышляла Настя, и в ней может оказаться параллельный телефон. В такой ситуации звонить домой от директора –

глупость непростительная. Разговор могут подслушать. Отказаться? Но под каким предлогом? Ты получила телеграмму из дому с просьбой срочно позвонить, тебя тут же ведут к телефону, а ты? Ногу по дороге ломаешь? Выхода нет, надо звонить с того телефона, который предлагают. «В конце концов, может быть, ничего и не произойдет, – успокаивала себя Настя. – Кому нужно подслушивать мои разговоры? Обыкновенная переводчица звонит домой любимому папочке. Что особенного? Все обойдется, все обойдется», – твердила себе Настя.

Тем временем они с Региной Аркадьевной дошли до комнаты дежурной медсестры.

– Олюшка, – ласково обратилась к ней Регина, – ты не откроешь нам кабинет Георгия Васильевича? Моя соседка получила телеграмму из дому, ей срочно нужно позвонить по межгороду.

Оля молча кивнула и достала из ящика стола связку ключей. Войдя в приемную, Настя сразу кинула взгляд на стол секретаря: так и есть, несколько телефонных аппаратов, один из них наверняка параллельный с директорским городским. Может, позвонить отсюда? Тогда можно быть уверенной, что в кабинете директора никто трубку не снимет. Но здесь обе они, и Ольга и Регина, будут стоять над душой…

Медсестра тем временем отперла кабинет директора, зажгла в нем свет и сделала приглашающий жест рукой. Пропустив Настю, деликатно закрыла дверь между кабинетом и приемной, хотя Настя едва удержалась, чтобы не крикнуть: «Не закрывайте, чтобы я могла видеть стол секретаря и телефоны».

Все обойдется, ничего страшного, все обойдется, твердила она, набирая код и московский номер.

– Алло! – раздался в трубке голос Леонида Петровича, и в ту же секунду чуткое Настино ухо уловило едва слышный мягкий щелчок, не щелчок даже, а шипение какое-то. Значит, не обошлось.

– Папуля, это я. Говори громче, очень плохая слышимость, фон какой-то. Что случилось?

– Настасья, – Леонид Петрович повысил голос, хотя слышимость была превосходная. Слова о «каком-то фоне» мимо него не прошли. – Ты кому ключи от своей квартиры оставила?

– Маргарите Иосифовне с седьмого этажа. Я же тебе специально записку оставила, чтобы ты не забыл.

– Да помню, – в голосе отчима зазвучала явная досада, – помню, как ты записку написала, как на холодильник ее положила, а кинулся – и найти не могу.

– Зачем тебе ключи? – с подозрением спросила Настя.

– Понимаешь, друг Люды Семеновой приезжает в командировку, Людочка спрашивает, нельзя ли к тебе его поселить. Она знает, что ты в санатории.

– Почему непременно ко мне? – Настя постаралась вложить в голос как можно больше недовольства. – У Люды есть блат в гостинице, пусть туда его поселит.

– Ну, ребенок, не будь вредной. У них любовь, а в гостиницах, сама знаешь, какие правила. Ну что тебе, жалко?

Настя чувствовала, что мысли у нее в голове крутятся быстрее, чем она успевала их осознавать. Вот он, решающий момент разговора, от него зависит, как будет себя вести приезжающий в Город Юра Коротков, у которого уже больше года развивается серьезный роман с Людмилой Семеновой, проходившей в прошлом году свидетелем по делу об убийстве. Что же ответить? Взять на себя ответственность и ответить, что «не жалко», забыв и о таинственном посетителе, что-то искавшем в ее номере, и о других мелочах?