Игра на двоих

Bizzarria

========== Глава 28. Раскрыть тайну ==========

— Ты хочешь…? С ума сошла?!

— Я же сумасшедшая, забыл? — усмехаюсь я

— Не думал, что настолько, — качает головой Хеймитч. — Что ты задумала, детка?

— Ты все слышал минуту назад. Не притворяйся, что не понял мой план, ментор.

— Я…

— Тише, — я прикладываю палец к его губам. — Не надо сейчас ничего говорить. Подумай. Представь, что ждет меня по возвращении в Капитолий. Вспомни, как обещал защищать от всех, кто попробует причинить

мне боль. И скажи, что согласен.

Мужчина пристально смотрит на меня, пытаясь найти в моем взгляде хотя бы тень сомнения, которая позволила бы ему отступить, избежав чувства вины в качестве неприятного последствия. Увидеть, что я еще не приняла окончательного решения. Или что от отчаяния просто не до конца осознаю, что делаю. Но это не так. Я все понимаю. Я все обдумала. Я на все готова. Несколькими минутами позже это понимает и ментор.Я отнимаю руку от лица мужчины и, обняв его за плечо, прижимаюсь к нему. Сердцем к сердцу. Мое стучит быстро и сильно, но спокойно, его — в рваном, хаотичном ритме, то останавливаясь, то вновь набирая темп.

— Нет.

В первую секунду мне кажется, что я ослышалась: налетевший порыв ветра исказил ответ ментора, и я услышала отказ вместо согласия. Но, встретившись с твердым взглядом темно-серых глаз, понимаю, что ни ветер, ни волны здесь ни при чем: ментор не готов помочь мне. Ни говоря ни слова, я снова подхожу к самому краю. Шантаж? Нет. Теперь я действительно не понимаю, что делаю.

— Стой!

Едва не оступившись, вновь обретаю шаткое равновесие и оборачиваюсь. Лицо Хеймитча искажает гримаса боли, злости, отчаяния.

— Не поступай так со мной, Эрика. Не заставляй меня выбирать.

Изнутри стремительно поднимается волна гнева. Из груди рвется крик, но голос срывается.

— Я тоже не хочу этого, Хеймитч! Не хочу ни умирать, ни отдавать собственное тело и душу на растерзание Сноу и его приспешникам! Я пытаюсь сделать хоть что-то, найти какой-нибудь выход!

— И ты правда готова…?

При мысли о том, на что именно мне придется быть готовой, чувствую, как лицо предательски краснеет.

— Да.

Ментор подходит ко мне, к краю обрыва. Я беру его за руку, сокращаю расстояние между нашими лицами и признаюсь:

— Я тебе доверяю. А им — нет. Ни одному из них. Они причинят мне боль.

— Я тоже.

— Нет, — усмехаюсь я. — У нас с тобой все будет по-другому.

Между нашими губами остается лишь пара миллиметров.

— Давай, — шепчу я. — Ну?

Хеймитч медлит; как может, тянет время. Но тоска в моих глазах все же заставляет его ответить. Вот только ответ совсем не тот, что я ждала.

— Нет, — он качает головой и отстраняется.

Такое ощущение, будто меня лишили опоры и я уже лечу с обрыва в холодные объятия океана. Я чувствую себя совсем чужой этому мужчине, словно между нами никогда ничего не было.

— Почему?

— Мы придумаем, что делать. Должен быть другой выход.

— Почему? — на пол-тона тише повторяю я.

— Потому что это неправильно. Так не должно быть. Я пытаюсь защитить того, кто мне дорог, но вместо этого только разрушаю. То, что произойдет, сломает тебя,

детка.

— И ты не хочешь нести за это ответственность, да? — презрительно усмехаюсь я. — Предпочитаешь переложить ее на плечи того, кто купит меня на аукционе?

Не слушая его жалких оправданий, отворачиваюсь и смотрю вниз. Под ногами, всего в одном шаге, расстилается водная гладь.

— Эрика… — давно я не слышала в его голосе столько боли. Но мне хочется, чтобы ему было больно.

Как его подопечной несколько часов назад, на крыше. Или прямо здесь и сейчас, когда он одним словом смог причинить больше боли, чем любой из тех, кто купит меня на аукционе.

— Нет, ментор. Прости. Я не должна была этого делать. Ты прав. Это я ошиблась.

— Ошиблась в чем, детка?

Я останавливаюсь. Обернувшись, пытаюсь сфокусировать взгляд на потемневших глазах Хеймитча. Кружится голова, но разум не затуманен. Наоборот, я чувствую, слышу и вижу окружающий мир намного более резко, чем обычно. Более четко, чем любой другой человек, так, словно у меня появились сверхспособности. Чувства обостряются все сильнее, пока я не начинаю каждой клеткой ощущать ту громадную массу, с которой жестокая действительность обрушивается на меня. В тебе, ментор. Мой голос звучит хрипло, надтреснуто, и от этого сказанные слова кажутся еще страшнее. Раз, два, три, четыре. Словно замерзшие слезы — капли соленой воды — одна за другой падают на землю и разбиваются об острые камни, разлетаясь на мельчайшие, сверкающие в свете клонящегося к горизонту солнца осколки.

— Ты не спасешь меня.

Хеймитч выглядит так будто я дала ему пощечину. Отчасти так и есть, и я не жалею об этом. Мне не о чем жалеть. У меня нет времени на глупые сожаления. Я ему доверяю, правда. Но не верю. Не верю, что есть другой выход, что мы что-нибудь придумаем, что мне удастся сохранить жизнь своих близких, не потеряв при этом саму себя.

— Генриетта!

Я подхожу к самому краю обрыва, пару секунд смотрю вдаль, и, раскинув руки, падаю вниз, в океан. Мне не страшно. Не страшно. Не страшно.

От соприкосновения с водой по телу разливается тупая боль, в меня впиваются сотни тысяч ледяных иголок. Ноги и руки сводит судорога. На лице — маска из пылающего льда. Случайный глоток соленой воды обжигает горло. Тяжелые ботинки и намокшая одежда тянут ко дну. Собравшись, обхватив колени руками и подтянув их к груди, я опускаюсь все ниже и ниже, но, чуть только ноги касаются песка и камней, соль выталкивает меня на поверхность. Вынырнув, жадно хватаю ртом воздух и растерянно оглядываюсь по сторонам. Я должна была разбиться о прибрежные скалы, что торчат из воды прямо под тем местом, откуда я прыгала. Почему я жива? «Наверное, кто-то очень хочет, чтобы ты жила», — нашептывает тихий голос в моей голове. Чувства смешанные: сожаление пополам с облегчением. Я стаскиваю куртку и ботинки и, разбросав руки в стороны, растягиваюсь во весь рост на поверхности океана, качаясь на волнах. Солнце слепит глаза, плеск воды навевает сон, однако уснуть мне мешает пронзительный, полный ярости крик, доносящийся со скалы.