Игра навылет
Шрифт:
– Господи, какая глупость! – возмутилась жена. – Этот парень кому мог мстить?! За что?!
– Армии родной – это раз. – Он начал загибать пальцы. – Москве и Питеру – это два и три. Ментам – четыре. Нам с тобой – пять. – Перечислив всех, потряс в воздухе кулаком. – Я их много, таких желторотых цыплят, встречал на Кавказе. А теперь они вылупились здесь.
– Да, хорошо он тебя отблагодарил. – Она выключила свет и, подойдя к окну, задёрнула занавеску. – Тебя посадят – в этот раз уже точно. А ведь я предупреждала.
Зажгла
– Ты думаешь, Маруся, что мне лучше сейчас уехать? – Он достал из буфета иностранный паспорт. – Может, обойдётся ещё всё?
– Дай-то Бог. – Она снова подошла к иконе и перекрестилась. – Виза ведь у тебя не закончилась? Поезжай к сестре, в Турку, и поживи там у неё какое-то время. Отдохнёшь, половишь рыбку. А вернёшься, когда тут всё уляжется.
У него как будто камень свалился с плеч. Так легко и просто всё разрешилось.
Он видел уже себя на берегу озера, с удочкой в руках. Над бухтой гулял свежий ветерок, и по чёрной воде шла рябь. Это немного мешало, поскольку трудно было определиться с поклёвкой, но решающего значения не имело – садок был доверху набит сигами и форелью.
Было сухо и ясно, и, хотя солнце, появившись ненадолго, снова скрылось за холмами, его присутствие ощущалось.
Между берегами, словно медные струны, протянулись лучи, и ветер наигрывал мелодию. Очень сдержанно и тихо, только для себя и тех, кто понимает в этом толк.
– В самом деле, поживу пока у сестры. И ей будет веселее. А то сидит там целыми сутками в пустом доме одна. – Он надел пальто и обмотался на европейский манер шарфом. – Ты тут без меня не надрывайся сильно-то на огороде. Всей работы всё равно не переделаешь. Береги себя, Маруся.
Взял сумку и пошёл к выходу.
Глава восьмая
Цыпа
Штормовое предупреждение было объявлено заранее, почти за сутки до того, как налетел ураган. Ветер ждали и к нему готовились.
Он лично обошёл весь порт, проверяя стоявшие у причалов суда и краны. Серьёзных нарушений не нашёл, но выдал для порядка два десятка предписаний.
– Всё будет путём, – заверяли его мастера. – Моника – девка серьёзная, но и мы тоже не пальцем деланные. Знаем, как с такими стервами бороться, – и воли ей не дадим.
– Пик стихии придётся часа на три утра, – предупреждал он. – Ночные работы отменяйте – никакой погрузки и разгрузки. Ставьте строп побольше, закрепляйте грузы и технику. Ветер обещают серьёзный.
– Знаем мы всё, начальник, – обижались мастера. – Совсем чтобы никаких работ – так не получится. Сами же потом иностранным компаниям неустойки и штрафы будете платить. И работяг без зарплаты тоже оставить нельзя. У них семьи,
– Вы эти разговоры бросьте, – сердился он. – А если стропа оборвётся и груз на людей упадёт? Или кран завалится? Чего вы тогда станете говорить?
– А мы согласные, – отвечали мастера. – С завтрашнего дня начнём работать по правилам. С лесами и со стремянками. С поясами и с проверенными тросами. С наблюдающими и со страховками. С перерывами и сколько положено часов. Тебя руководство первого же за ворота выставит.
Циклон приближался, и его дыхание уже ощущалось в порывах ветра, швырявшего в лицо ледяную крупу.
Мотаясь по причалам и ругаясь с докерами, он наглотался холодного воздуха и не мог уже говорить, а только сипел.
Ну всё, сказал он себе, хватит рисковать здоровьем – нужно садиться на больничный.
Позвонил Солодову и, услышав в трубке знакомое хрюканье, понял, что у приятеля отличное настроение. Наверняка он сейчас общается с какой-нибудь симпатичной пациенткой.
– Ты ведёшь приём? – спросил он. – Прийти к тебе можно? Я застудил горло и хочу несколько деньков посидеть дома.
– Очень кстати, – обрадовался доктор. – У меня тут одна молодая особа, и у неё, между прочим, тоже болит горло. Я нахожу, что это крайне симптоматично.
– Чем лечат такие заболевания? – поинтересовался он. – Коньяком?
– Это хорошее средство, – согласился Солодов. – Оно многим уже помогло.
Он быстро сгонял на машине в универсам и уже через двадцать минут входил в поликлинику. В одной руке держал букет алых роз, а в другой коньяк. И все пялились на него, когда он пересекал холл и поднимался по лестнице на третий этаж.
Постучавшись в дверь, вошёл в кабинет и увидел склонившегося над бумагами доктора и сидевшую рядом с ним молодую женщину.
Он вручил ей букет, и она ужасно смутилась и сделалась вся такого же цвета, как розы. Это замечательно сочеталось с рыжими волосами, поднятыми кверху и стянутыми чёрной лентой. Он сразу же вспомнил известные полотна Мане.
– Я психолог, – объяснил он свой поступок. – И сейчас для вас моральная поддержка намного важнее, чем любые лекарства. Хотя и лекарства у нас в арсенале тоже имеются. – Он щёлкнул пальцем по пузатой бутылке.
– Это всё так неожиданно. – Она продолжала стесняться и пыталась спрятать нагое тело, изгибаясь так, чтобы грудь опустилась ниже и не торчала в вырезе платья. – Мне право же очень неловко.
– Вы ведь певица? – Он отошёл к окну и разглядывал её теперь издали, оценивая в целом – лицо и фигуру. Как и полагается делать, когда знакомишься с настоящим произведением искусства. – И вы очень страдаете из-за того, что у вас творится сейчас с горлом. Я не ошибся?
Солодов отодвинул в сторону стоявший на полке цветок и, сняв стопки, поставил их на стол. Достал из ящика стола штопор и, открыв бутылку, налил всем коньяка.