Игра нипочём
Шрифт:
– Я открою, – встала Тамара Павловна.
Гость и хозяин дома чокнулись, выпили, крякнули, помотали головами и дружно потянулись к лимону. Коньяк оказался и вправду армянским, на севанской воде. [108]
Лай в исполнении матёрого среднеазиата больше всего напоминал звук морского прибоя. Длинный хрипящий вдох – это откатывается назад разбившаяся в пену волна – и потом глухое грозное «Ух!» нового вала…
– Слышал я, – проговорил Фраерман, – будто озеро Севан осталось после Потопа. Ты что-нибудь об этом встречал?
Лай
– Насчёт Потопа не знаю, а вот лимоном закусывать – это точно, брат, извращение, – разжевал корочку Наливайко. – Кислота обжигает вкусовые рецепторы. По правилам надо бы яблочком или шоколадом. Горьким. Ещё хорошо…
– Вася, – позвала из прихожей жена.
Шерхан никогда и ни на кого не кидался. Если он не хотел пускать в дом непонравившегося человека, он вставал в дверях, точно неприступная глыба, и не в компетенции Тамары Павловны было его сдвинуть оттуда. Шерхан полагал, что некоторые вопросы должны решать исключительно мужики, и, когда доходило до безопасности, подчинялся только хозяину.
Наливайко вышел в прихожую, посмотрел и понял, что коньяк был несомненно армянским, на севанской воде, а Севан совершенно точно остался после Потопа. На лестничной площадке стоял старший прапорщик Козодоев.
И улыбался ему, точно близкому другу, держа в руках его номера.
– Здравствуйте, Василий Петрович, – проговорил он доброжелательно и отнюдь не теряя достоинства. – Я тут подумал, зачем вам время терять… Вот они в полном порядке, подновлённые и в лаке защитном… Машинка ваша где припаркована?
– Машинка? – вышел из некоторого ступора Наливайко. – Моя? Внизу, у помойки…
– Вот и чудно, – кивнул Козодоев. – Сейчас привинчу, и езжайте себе с Богом. Счастливо.
Откозырял и потянулся было прикрыть квартирную дверь, но натолкнулся на взгляд Шерхана, отдёрнул руку, повернулся и пошёл по лестнице вниз.
– Ну и поц, – сделал вывод Фраерман. – Даже мне за державу обидно. Вор ворует, сыщик ловит, но такой мент знаете где должен носить нож? В спине…
Они вернулись за стол, и Тамара Павловна поставила на стол чугунок.
– Знаешь, не смешно, – взялся за курочку Наливайко. – Действительно обидно за державу. Ты-то сам с гаишниками как? Ладишь?
– А что ж с ними не ладить, – налил ещё по рюмочке Фраерман. – Тормознули, на «непроверяечку» [109] посмотрели, честь отдали – и всеобщий привет. Не февральские, понимают: уплочено… А курочка нынче, Тамара Павловна, дивно хороша. Это у вас что, французский рецепт?
В это время Шерхан опять взметнулся с пола и ринулся в прихожую уже не с ворчанием, а с откровенным рёвом.
– Что-то мы сегодня чертовски популярны… – слушая звонок, заметил Фраерман.
Тамара Павловна молча поднялась и пошла выяснять, кто же не даёт заслуженным людям спокойно перекусить. Василий Петрович секунду помедлил – и пошёл вслед за женой,
Да, Севан совершенно точно остался после Потопа. А кроме того, на северном склоне горы Арарат покоятся останки Ковчега. На площадке опять стоял Козодоев. Что интересно – взволнованный и отчасти даже напуганный.
– Там, там, там, – махнул он рукой, глубоко вздохнул и посмотрел на Наливайко. – Там у вас… В машине…
«Труп, – мысленно продолжил Наливайко. Фантазия, подстёгнутая севанской водой, тут же понеслась вскачь: – Академика Ветрова. У меня в машине. С особой жестокостью… – И Василий Петрович неслышно хихикнул. – Честно, да я бы особо и отпираться не стал…»
Варенцова. Ретроспектива 4
«Ну, последний штрих. – Оксана посмотрела на часы и потянула из духовки пухлый чернично-яблочный пирог. – Ай ты молодец! Не подгорел…»
Плов, салат и клюквенный, как любила Сашка, морс были уже готовы. Торжественная – эх, век бы её не видать! – отвальная грозила скоро начаться.
И в это время зазвонил телефон.
– Оксана, возьми, пожалуйста, – взмолился из комнаты Глеб. – Мы тут на шкафу…
Собственно, изначально папа с дочкой полезли туда извлекать запаркованный было на зиму Санькин-Васькин общий велосипед. Естественно, что-то незапланированно сдвинули, Глеб потребовал пылесос… и простое вроде мероприятие обернулось почти генеральной уборкой.
– Сейчас. – Оксана выскочила в прихожую и схватила трубку.
– Слушай, заскочи на секундочку? – услышала она всполошённый голос Людмилы. – Только прямо сейчас! Вопрос жизни и смерти!
Если честно, Оксана про себя удивилась… Всего час назад, оставив тесто пухнуть на грелке, Оксана забежала наверх, и на тот момент никаких смысложизненных вопросов у подруги не возникало. Людка тихо собирала последние вещички и морально готовилась этапировать в Питер Шурку и Ваську. Что до Олега, он был уже там – возился с контейнером, готовил жильё, ждал…
«У всех нервы по-разному проявляются, – поднимаясь на лифте, рассудила Оксана. – Может, лыжный костюм в чемодан не влезает? Так у нас можно оставить… – И перепугалась: – Или у Васьки живот расстроился? А я всего наготовила…»
На звонок в дверь что-то долго никто не отзывался: вот тебе и вопрос жизни и смерти. Наконец замок щёлкнул, и на пороге показалась Людмила. Рукава у неё были засучены по локоть, в коридоре на линолеуме просматривалось болото.