Игра нипочём
Шрифт:
– Я свежего налью, – больше для проверки предложила Оксана.
– Не надо. – Очкастый взял плошку, жадно осушил, вернул хозяйке. – Хороший котик у вас. Помесь камышового, как я посмотрю? С такими фараоны в дельте Нила когда-то охотились на гусей…
Сказано это было буднично, негромко, без намёка произвести впечатление, и ровно потому – произвело.
– О, – удивилась Оксана и неожиданно для самой себя подобрела, – вы любите животных?
– Скорее – истину, – усмехнулся очкастый. – А истина заключается в том, что животных нужно не дрессировать, а договариваться с ними. Ну вот те же чистокровные камышовые,
Оксана ощутила, как к пробудившейся личной симпатии начал мощно примешиваться профессиональный интерес.
– Скажите, – поинтересовалась она, – а вот верно ли, что со змеями договориться невозможно? Потому что они вроде как не совсем наши, а чуть ли не с Сириуса?
– Насчёт Сириуса трудно утверждать наверняка, хотя есть и такая гипотеза. – Попутчик коротко вздохнул и пальцем почесал Тихону между ушей. – А вот то, что профессиональные заклинатели редко доживают до старости, известно доподлинно. Змеям не нужно общество людей…
А за окнами автобуса во всём величии проплывало наше северное лето. Все оттенки зелёного цвета, рыжего и коричневого. Ну рассыпься прямо здесь и сейчас многострадальный автобус, максимум через полсуток всех пассажиров спасут. Усталых, искусанных комарами, но вполне живых и здоровых. И даже затарившихся той самой морошкой. Что же будет здесь делаться, когда – на самом деле очень даже скоро – налетят ветра, опустятся тучи и толстым одеялом вывалит снег? Наверное, по бокам грейдера вырастут величественные сугробы, а сам он, и без того неширокий, превратится в узкую ниточку, которую после каждого снегопада станет разгребать специальная техника. И не дай-то Господь тогда заглохнуть несчастному автобусу где-нибудь примерно здесь, на середине пути до Пещёрки, где даже сотовая связь не берёт…
Ох, правы были древние: не думай о волке, как раз его и увидишь! Словно подслушав мысли Оксаны, нескончаемо привычная жалоба автобуса внезапно оборвалась. Машина остановилась. Метрах в шести от лежавшего ничком на дороге тощего мосластого мужика, облачённого в одни только трусы.
– Э, не надо, по обочине объезжай! – неожиданно командным голосом отреагировал бородач.
Водитель даже головы в его сторону не повернул. Открыв переднюю дверь, он выскочил на дорогу и поспешил к лежавшему. Человек лежал на дороге, а значит, терпел бедствие. Как же не помочь ему, как не протянуть руку? Руку, направляемую из тьмы тысячелетий генной памятью далёких предков. Тех, кто жил здесь по законам севера и благодаря законам этим выживал…
Однако нынче на север пришли совсем другие времена… Человек в трусах вдруг проворно перевернулся на спину и хватил склонившегося над ним спасителя кастетом в лоб. А из придорожных кустов уже вылетели четверо его подельников – и хищной стаей ломанулись к автобусу:
– А ну-ка ша, не дёргаться, лапы в гору! Поедем вместе! Кому это не нравится, сразу на небо!
Нападающие не шутили – два «калашникова», вполне протокольные рожи, сумасшедшая решимость в шальных глазах… Ясно чувствовалось, что терять им было нечего. А кроме того…
Ну вот скажите, кого наш человек представит себе в качестве предводителя зэков, удравших из зоны? Романтическое меньшинство, полагаем, вообразит
Так вот, как вам понравится в этом качестве… негр?
Тощий, плюгавый, похожий на больного гамадрила. А каким ему ещё быть, если просидел всю жизнь за решёткой?.. Об этом опытному глазу свидетельствовали белевшие на пальцах рук партаки: «Загубленная юность», «Отсидел срок звонком», «Свети вору, а не прокурору», «По стопам любимого отца». Партаки именно белели, этак зловеще, вызывая мысли о меле, пудре, хлорной извести и порохе. И еще почему-то о проказе. Держался негр, впрочем, с достоинством.
– Всем, сука, бля, сидеть на жопе ровно! – грозно рявкнул он по-русски, причём без малейшего акцента. – Вы все, сука, бля, теперь заложники! Заложники, такую мать, и дышать будете, как я скажу. – Он неожиданно расхохотался, пошёл по салону, приплясывая, вихляя всем телом. – А вдох глубокий, руки шире, приседайте, три-четыре…
Хмельное бешеное веселье испарилось как по волшебству, и весьма неожиданным образом. Нет, он не получил по башке чемоданом от героического пассажира, хотя эффект был сходный. Негр увидел спутницу бородача – ту самую изнеженную кинозвезду – и остановился как вкопанный.
– Холера… Ты? – Вместо похотливого торжества, коего в данной ситуации вроде следовало бы ждать, вид у него сделался как у ребенка, у которого приготовились отнять любимую игрушку. – Дьявол! – огорчился он, шмыгнул носом, всхлипнул и торопливо двинул на выход. – Слышь, Харя, у меня дела. Дерзайте сами… – сплюнул, выругался ещё раз, спрыгнул на грейдер и припустил, как наскипидаренный, к лесу. – Ариведерчи…
– Эй, Чёрный, подожди. Притормози, Чёрный… – в некоторой растерянности покричал ему вслед Харя. Тоже выругался, вздохнул и повернулся к товарищам, державшим в руках автоматы. – Ну ты смотри, сука, бля, все запортачить и свинтить! Как есть в натуре вольтанутый. А, Ржавый?
– Чёрный болт, ниггер, что с него возьмёшь, – отозвался Ржавый. – У, обезьяна…
– Сам ты, кореш, жертва аборта, – вклинился в разговор третий, жилистый, татуированный и мрачный. – Кто вертухаев замалинил? [126] Кто буркалы их позорные отвёл, а? Кто с понтом собак уконтропупил? Кто…
– Ну всё, хорош базлать, – оборвал Харя. Выругался в незапамятный раз и обратился к пассажирам: – Всем сидеть на жопе ровно, не вошкаться, пакшами не махать, языками не чесать. Торбы, сидоры, погреба [127] и углы [128] к осмотру. Бабки, хавку, зелень и рыжьё в оркестр. Шмаляю без предъявы, калибр пять сорок пять….
– Бьянка, ты с ним что, знакома?.. – Рыжий бородач глянул вслед чернокожему, уже исчезнувшему за ёлками. – День свободы Африки, блин…
– Так, приватно познакомились в Америке, – манерно усмехнулась его спутница. Жутких зэков, приближавшихся по проходу, для неё как будто не существовало. – Кругом, знаешь ли, ядра летают, ужасный этот «Монитор» долбит, точно дятел… [129] Шум, гам, кровь, вонь. И тут он, в форме сержанта северян: «Разрешите, мэм, помочь вам донести эту корзину с кукурузой. Такие руки нужно беречь…»