Игра об Уильяме Шекспире, или Тайна великого феникса

Гилилов Илья

Во время объяснения Гамлета с матерью Полоний с её согласия прячется за висячим ковром. Гамлет показывает матери на портреты (pictures) своего отца и дяди: «Это твой муж! Теперь смотри, что идёт после него. Вот это — теперешний твой муж». Где же находятся эти портреты, куда показывает Гамлет?

В Кронборгском замке, где Рэтленд был принят королем Христианом, в парадном зале стены до потолка были завешаны гобеленами, на которых по приказу короля Фредерика (отца Христиана IV) были изображены более 100 его предшественников в хронологическом порядке, а также он сам с сыном [109] . Впоследствии большая часть гобеленов сгорела (до наших дней сохранилось лишь полтора десятка), но Рэтленд, безусловно, видел все эти последовательно расположенные портреты

датских королей… Оказывается, знал о них и автор «Гамлета»! И знание это он получил только после миссии Рэтленда в Данию и посещения им королевского замка. В записках Сегара этим изображениям отведено несколько строк, но, как мы уже знаем, они увидели свет после «Гамлета» (второго кварто).

109

Детали интерьера Кронборгского королевского замка сообщены мне А. Данюшевской.

В XIX веке учёные-шекспироведы считали первое кварто «Гамлета» (оно было найдено только в 1821 г.) первой редакцией великой трагедии, затем переработанной и расширенной самим автором.

Уже в XX веке среди западных историков литературы получила распространение гипотеза, согласно которой первое кварто содержит «пиратский», сокращённый и испорченный стенографом текст пьесы. Однако новые имена героев, эволюция главных персонажей, появление конкретных датских реалий говорят против этой гипотезы, по крайней мере в случае с «Гамлетом».

Вообще же гипотеза о «пиратском» происхождении изданий шекспировских пьес — это лишь попытка как-то объяснить целый ряд странностей в их текстах и обстоятельствах появления, и её нельзя рассматривать как некий универсальный ключ для решения всех трудных вопросов шекспировской текстологии. Пиратский характер тех или иных изданий — о краденых и искалеченных текстах говорится и в обращении к читателям в Первом фолио — не означает, что так же обстоит дело во всех сложных случаях, и никак не исключает вторичную авторскую переработку ранних вариантов, как это явно произошло с «Гамлетом». Можно ещё добавить, что все шекспировские кварто подтверждают странный характер отношений Потрясающего Копьём с издателями, вернее, отсутствие каких-либо отношений; в отличие от других поэтов и драматургов, Шекспир не интересовался изданием своих произведений; о надуманности предположений, что все они якобы сразу становились собственностью актёрской труппы, мы уже писали.

Итак, всё говорит о том, что после миссии Рэтленда в Данию текст «Гамлета» был переработан, увеличен по объёму почти вдвое и в нём появились конкретные датские реалии. Догадки по поводу происхождения этих реалий — с тех пор, как на них обратили внимание, — высказывались самые различные, предполагали даже, что Шекспир «сопровождал» Рэтленда в его поездке в Данию в 1603 году. Я думаю, что это предположение ближе к истине, чем другие, хотя искать имя Уильяма Шекспира в списках пассажиров рэтлендовского корабля вряд ли стоит…

Только знание подлинных фактов биографии Рэтленда открывает возможность понять, каким образом автор «Гамлета» между первой и второй редакциями пьесы узнал так много об обычаях и малоизвестных деталях жизни датского королевского двора. Розенкранца и Гильденстерна [110] , знакомых ему по Падуе, Рэтленд наверняка снова встретил в Эльсиноре, попутно уточнив правильную транскрипцию этих датских имён. С. Демблон, проанализировав все эти и другие факты, связанные с появлением двух кварто «Гамлета» и их текстами, пришёл к выводу, что эта пьеса могла быть написана только Рэтлендом. Если говорить более осторожно — «Гамлета» мог написать только сам Рэтленд или чрезвычайно близкий к нему человек, его духовный и интеллектуальный поверенный.

110

Малоизвестный факт: имя «Гильденстерн» имеет отношение не только к «Гамлету», но и к русской истории! Осенью 1602 г. в Москву прибыл с большой свитой герцог Иоганн Шлезвиг-Голштинский, брат датского короля Христиана IV. Царь Борис Годунов собирался женить герцога на своей дочери Ксении. И вот в свите герцога мы находим датских дворян Акселя и Лаксмана

Гильденстернов. Вскоре после своего приезда в Москву герцог Иоганн заболел и умер, а свита возвратилась в Данию. Сохранились записки Акселя Гильденстерна об этой миссии (изданы на русском языке в 1911 г. Ю.Н. Щербачевым).

Существенная деталь: на титульном листе первого кварто указано, что пьеса исполнялась в Кембриджском и Оксфордском университетах. Известно, что в университетах игрались только латинские пьесы, сочинённые преподавателями и питомцами университетов. Актёры в стены университетов не допускались. Выходит, для Шекспира было сделано исключение? Но когда и кем? Иногда предполагают, что пьесу играли любители-студенты, хотя непонятно, где они могли взять текст пьесы, которая ещё не печаталась. Как бы то ни было, никаких точных данных о том, что пьеса действительно исполнялась в Кембридже и Оксфорде, нет, и само упоминание знаменитых университетов на титульном листе первого кварто свидетельствует лишь о том, что автор пьесы, Уильям Потрясающий Копьём, связан с ними обоими.

Поэты Бельвуарской долины

После своего возвращения из Дании Роджер Мэннерс, граф Рэтленд, бывший кембриджский, оксфордский и падуанский студент, в основном живёт в родном Бельвуаре, уклоняясь, по возможности, от пребывания при дворе. Он часто болеет и лишь изредка «совершает набеги на берега Темзы» или посещает университеты, с которыми продолжает поддерживать постоянные контакты.

В декабре 1603 года Рэтленд находится в Уилтон Хауз — имении графини Пембрук, куда приезжает король, которому показали «Как вам это понравится». Вспомним, что незадолго до этого графиня писала своему сыну, прося его привезти короля в Уилтон Хауз: «С нами здесь — Шекспир». Опять совпадение — и какое!

В 1604 году в Оксфорде Рэтленд участвует в проходившей в присутствии короля церемонии присвоения принцу Уэлскому, юному наследнику престола, степени магистра искусств; со многими воспитателями и учителями наследника его связывает тесная дружба.

Кроме болезни и финансовых трудностей немало неприятностей доставляют ему братья-католики, особенно младший — Оливер, который оказался косвенно вовлечённым в пресловутый Пороховой заговор. Заговорщики сделали подкоп под здание парламента и заложили там в подвале несколько десятков бочек пороха, который они планировали взорвать 5 ноября 1605 года, когда король будет открывать сессию парламента. Одновременно они хотели спасти жизнь нескольким лордам, сделав так, чтобы те держались подальше от парламента в день взрыва; на этом они и попались. Интересно, что среди тех, кому они хотели сохранить жизнь, был и Рэтленд, нимало к их злоумышлению не причастный.

В том же году он собирался на несколько лет покинуть Англию и отправиться путешествовать, но состояние здоровья не позволило ему сделать это. Годы 1605—1606 — время, когда созданы «Король Лир» и «Макбет»…

Характер отношений Рэтленда с женой постепенно перестал быть тайной для их друзей, а потом и для остальных. Естественно, это порождало слухи и кривотолки, малоприятные для хозяина Бельвуара и не способствовавшие его хорошему настроению и общительности. Несмотря на это и хотя Елизавета часто живёт вне Бельвуара, вокруг них образуется интимный поэтический кружок, членами которого были такие поэты и драматурги, как Бен Джонсон, Джордж Чапмен, Джон Харрингтон, Сэмюэл Дэниел, Джон Марстон, Майкл Дрейтон, Томас Овербери, Томас Кэмпион, Фрэнсис Бомонт, Джон Флетчер, и такие близкие к Елизавете Сидни-Рэтленд женщины — поэтессы и покровительницы искусств, как её тётка Мэри Сидни-Пембрук, кузина Мэри Рот, её подруги Люси Харрингтон, графиня Бедфорд, и Анна Клиффорд, графиня Дорсет. Разумеется, здесь бывал и постоянный и верный друг Рэтлендов — старший сын Мэри, Уильям Герберт, граф Пембрук.

Бен Джонсон бывал у Рэтлендов, особенно когда они жили в своём лондонском доме. Его отношения с Рэтлендом, судя по всему, были непростыми. С одной стороны, он боготворил дочь Филипа Сидни, развлекал её, старался быть полезным в её литературных занятиях. С другой стороны, Рэтленд не очень доверял ему, зная его пристрастие к дарам Бахуса и неумение придерживать язык за зубами после добрых возлияний. Об этом свидетельствует эпизод, о котором Джонсон поведал поэту Драммонду много лет спустя, уже после смерти бельвуарской четы.