Игра по чужим правилам
Шрифт:
Стол являл собой реконструкцию Бородинского сражения. Все разворошено, перекопано, потрепанные редуты полупустых тарелок. Самое сложное во всем этом было то, что завтра придется начинать жить сначала. Вставать, одеваться, идти в школу, смотреть в лица все тех же людей. Парщиков, Щукин, Курбанова, Сергеенко… После каникул два дня прошло, а уже невыносимо тяжело, сил нет дожить до ближайших выходных.
Под потолком на плафоне черным пятном застыла Александрия. Все, больше никого. Победитель на разбитом поле боя.
Ира упала на кровать и зажмурилась. Давайте решим, что ничего не было. Что сейчас только начало пятого. Все можно переиграть
Дал о себе знать сотовый. В первую секунду Ира не могла понять, что это вообще за звуки. На каждую группу звонков у нее установлена специальная мелодия. Для одноклассников, для родителей, для сестры. Музыка была незнакома. Лисова осторожно взяла в руку телефон.
Номер не определен.
– Алло. – В горло словно иголку воткнули. Говорить больно. Простыла? Так быстро?
– Привет! – Голос далекий. Сквозь шипение и треск. Слова не столько услышала, сколько угадала.
– Привет… – Прошептала на выдохе, и внутри стало пусто.
– Поздравляю тебя с днем рождения. – Звуки уплывали. Говорил парень.
– Спасибо. – А в голове вертелось: «Кто?»
– Извини, что я не пришел!
Саша? Нет! Не хочу! За что?
– Мы обязательно встретимся!
– Конечно! Конечно! – Заторопилась, испугавшись, что он не дождется ответа.
– Хорошего тебе праздника!
Грудь была полна воздуха. Надо говорить! Обо всем! И вдруг поняла, что с ужасом ждет – вот сейчас придется соглашаться на встречу, записывать новый номер телефона, врать, что любит.
– Спасибо, – только и смогла выдавить из себя.
Он что-то говорил, но слова относило в сторону звездным ветром. Телефон пискнул и замолчал. Секунды еще падали. Три сменялось четырьмя, перекрывалось пятью, из нее вырывалась шестерка. Цифры пожирали друг друга и, не успев насладиться победой, умирали.
«Звонок завершен». По руке пробежал холодок. Ира смотрела на гаснущий экран и не верила. Это она? Только что? Говорила с Сашей? Но его ведь не существует.
И тут же пришла другая мысль – обманули, разыграли? Но зачем? Кому это нужно? Кате от такого розыгрыша ни тепло ни холодно. А больше никто и не знает об этом. Или знает?
Глава восьмая
Забытая записка
Записи на вырванных листочках:
«Я свободен!» – говорил он всем. И даже пел песенку. Ту, глупую, Валерия Кипелова. Помнишь? «Я свободен, словно птица в небесах…» «Под холодный шепот звезд мы сожгли последний мост…» Он вообще очень много улыбался, был шумный, громко хохотал. И каждому говорил: «Все прошло! Я вернулся!» Как раньше, ходил с друзьями по барам и на дискотеки, зависал в кино, тусовался по клубам. Он не появлялся дома, каждый вечер заваливался к кому-нибудь в гости, засиживался допоздна, пока ему не намекали, что не мешало бы отправляться восвояси. Тогда он хватал телефон и звонил – Вовану, Петьке, Гере. «Где вы? Что? Уже спите? А я потусить решил, домой не хочется». Но наступал час волка, время, когда человек остается один, когда врать и смеяться сил больше нет, когда приходит то, от чего ты так стремительно бежал. И тогда он сжимался, обхватывал себя за плечи, шептал сам себе: «Я просто устал. Уже три часа ночи. Кинотеатры закрыты, клубы ждут окончания вечного праздника жизни. А мне и так хорошо. Особенно без нее. Я теперь свободен. От постоянного страха ее потерять, от вечного взрыва сердца, ведь любить – это так сложно. Нет, пускай кто-нибудь другой ее любит. Взбивает пальцами ее дурацкую
Он останавливается, закрывает лицо руками. А где-то там, над его головой надрывается Кипелов:
В шуме ветра за спинойЯ забуду голос твой,И о той любви земной,Что нас сжигала в прах,И я сходил с ума,В моей душе нет больше места…»Но сейчас эта песня не помогала.На следующий день только и разговоров было, что о бабочках. Лена, ахая и хватаясь за щеку, рассказывала, каких красивых бабочек Митька подарил Сергеенко и как «эта ненормальная» натравила на них свою не менее ненормальную собаку. Интрига разгорелась бы нешуточная, но ни Митька, ни Катя в школу не пришли. Парщиков все-таки залез в шкаф, но уже дома. А Катя, наверное, свою Цуцку от поноса лечит. Еще бы – столько непривычной еды стрескать. Не каждый день удается отведать экзотических бабочек. Теперь обоих неделю не будет, а там неизвестно, что еще произойдет. Конец ноября, к Новому году надо готовиться. Контрольные на подходе. Они, как перелетные птицы снегири, подтягиваются к декабрю, поближе к морозам.
Курбанова снова прочно обосновалась рядом с Лешкой. Ира невольно вспоминала Ленкину истерику, когда Щукин прервал с ней отношения. Как она бегала, хлопая дверями. Зачем все возвращать обратно? Ведь он ее бросил. Влюбился в другую. Все закончилось. И даже если он сейчас поссорился с Ликой, это ничего не значит. Он не вернулся, а просто остался один.
Ира смотрела на веселящуюся Курбанову и пыталась представить, как бы поступила сама? Предположим, Саша существует, у них нормальные отношения – еще в сентябре они познакомились. И вот сейчас она получает от Кати фотографии, где он обнимается с черноволосой. Что тогда? Уйти без слов и слез? А если он появится на пороге и скажет: «Я вернулся»?
Голова пылала. Все это были какие-то странные искусственные схемы, которые никак нельзя было приложить к жизни. Ведь жизнь, это живое. У каждого своя история. Саша не Щукин, он все объяснит, будет длинный хороший разговор, после которого придет ясность. А не этот балаган, что сейчас происходит в классе.
Рядом вздыхала Ходасян.
– Тебя бросали когда-нибудь? – Говорить было не с кем, только Аня.
– Конечно.
Не верилось, что у маленькой Ходасян были такие сильные влюбленности, что это хрупкое личико искажалось ненавистью или болью.
– И что? Все так похожи друг на друга?
Ничего подобного! Разве ее чувства могут совпадать с эмоциями Курбановой или Сергеенко? Разве они способны ощущать то же самое, что и она? У нее же такая необычная история!
– Ну… как-то да, – протянула Аня. – Самое клевое – это начало отношений. Когда ухаживают, когда слова говорят. Потом уже не так интересно. Ну, встречаетесь, ну, в кино ходите. Ну, на дискотеку. Целоваться они все равно не умеют. Ходишь, ходишь с ними, обнявшись, а потом надоедает.