Игра по крупному

Незнанский Фридрих Евсеевич

— Теперь узнаешь, — сказал Меркулов. — Сейчас важнее этих архивов ничего нет. Когда мы объединяли эти два следственных дела о про­паже архивов, я разговаривал с учеными, с теми, кто эти архивы создавал. Раньше им особого зна­чения никто не придавал, не до них, видимо, было. А сейчас, говорят, им цены нет.

— Вот-вот, — вздохнул Грязнов. — Каким-то бумажкам нет цены. А люди — тьфу! Пусть из-за бумажек этих на смерть лезут. Вот как я после этого Володю Фрязина могу туда одного отправлять? После того, как мне стало известно, какой это риск...

— Я все равно поеду, —

сказал Володя, при­крыв ладонью микрофон.

— Не с тобой разговаривают! — прикрикнул на него Грязнов. И, уже приструнив себя, успо­коившись, другим тоном спросил Меркулова: — Так объясните вы мне, что это за архивы?

— Изыскания, предположения, гипотезы, ко­торым долгое время не придавали значения, — стал объяснять Меркулов. — А сегодня эти гипо­тезы нашли подтверждение... Если бы занялись ими в свое время всерьез, может, жизнь нашей страны пошла бы по другим рельсам. Словом, передай Александру Борисовичу, пусть звонит и не сомневается...

Когда разговор закончился, Грязнов спросил Володю:

— Не передумал ехать в Тюмень? А как бу­дешь действовать? Ведь Козлачевскому ты был нужен, чтобы раскрутить это дело с его бывшей любовницей. И потому он тебя терпел. А сейчас, когда ты его телохранителя расколол, думаешь, ты будешь ему нужен?

— Не думаю, — ответил Володя. — Но, с дру­гой стороны, пока он там, со мной ничего не может случиться. Он понимает, что сам под кол­паком. Вот когда он будет возвращаться назад, в Москву, тогда мне снова придется к нему напро­ситься на чартер...

— Это верно, — согласился Грязнов. — Дер­жись к нему ближе. Он больше чем под колпа­ком. Он у меня на крючке. Намекни ему об этом при случае. А вот как ты разговоришь его по поводу этих архивов, уж и не знаю... — Грязнов задумался. — Значит, ордер на арест Тимура будет у тебя завтра. Завтра же и вылетай. Сначала заявишься с ним в прокуратуру, потом в област­ное УВД. И никакой самодеятельности. И звони. Держи меня в курсе всех событий... Договори­лись?

Володя смотрел на него с сочувствием. Ста­рый ворчун. Вернее, работает под такого. Очень хочет, чтобы у него были ученики. Чтобы было кому передать традиции и все такое...

А сейчас надо опять лететь в Тюмень. Хоть и не успел толком здесь, в Москве, выспаться.

— Я хотел спросить про Коноплева, — сказал Володя. — Нового «генерала» «Сургутнефтегаза». Что про него известно? Где-нибудь с Козлачевским он пересекался?

— Еще как, — усмехнулся Вячеслав Ивано­вич. — Гоша — на верхних нарах. Коноплев — внизу. У Гоши, чтоб ты знал, недержание мочи было. А Коноплев эту детскую болезнь его тер­пел. И Гоша это не забыл, остался благодарным...

Их разговор прервал телефонный звонок. Это был Турецкий.

— Ну что? — спросил он. — Говорил с Кос­тей?

— Ну ты, Александр Борисыч, даешь! — вос­хитился Грязнов. — Прямо как за дверью стоял и слушал. Говорил, только что закончил. — И кив­нул Володе, пока, мол, иди, свободен.

Володя вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

— И что? — спросил Турецкий. — Говори, не томи.

— Цены этим архивам нет, — сказал Грязнов. — Ценнее нас с тобой, вместе

взятых. Гово­рит, Союз бы не распался, вернее, пошел бы по другим рельсам, если бы в эти архивы кто-нибудь в свое время вчитался. Мол, чеченцы теперь локти себе кусают, что Мансурову их продали... А Мансуров в госпитале лежит?

— Да, без сознания, — подтвердил Турец­кий. — Вот я посоветоваться с тобой хотел. Что, на твой взгляд, предпримут те, кто захочет вер­нуть архивы?

— Что бы я на их месте сделал? — призаду­мался Грязнов. — Все ты меня, Борисыч, в несо­стоявшихся уголовниках держишь... хоть я уже полковник милиции. А я бы на их месте его женой занялся. Говорят, симпатичная бабочка...

— Есть такое, — согласился Турецкий. — Только не стать бы ей в скором времени вдовой. Не добили бы они ее муженька в госпитале.

— Будем надеяться на лучшее.

— Будем, — поддакнул Турецкий. — Им сей­час, думаю, кроме этих бумаг, никто не нужен. Толку от Мансурова сейчас никакого... Витя Со­лонин мне тут то же самое втолковывал, мол, теперь они за дамочку примутся, а я понял это так, что он сам не прочь ее поохранять, пока муж в коме пребывает.

В трубке послышалась какая-то возня, преры­ваемая смехом и бормотаньем.

— Еще один обиженный — некто Витя! — сказал Турецкий, запыхавшись. — Стоит тут у меня над ухом и мешает. Привет тебе передает, включая благодарность за моральную поддержку.

— Взаимно, — буркнул Грязнов и положил трубку.

9

Тимур гнал на своем «опеле» в сторону аэро­порта, поглядывая в зеркало заднего обзора. «Лендровер» мчался за ним, поднимая снежную пыль, не сокращая и не увеличивая дистанцию. И когда «опель» прибавлял, «лендровер» прибав­лял тоже.

Хотят догнать, когда выедем на лесополосу, подумал Тимур.

Он сам в этой лесополосе кое-кого в свое время замочил точно таким же образом.

Решили воспользоваться его опытом? Тимур усмехнулся, покрутил головой. Неужели этим со­плякам с бритыми затылками заказали его, Тиму­ра? Или Гоша решил, что он, его верный телохра­нитель, сам гигнется от страха? Сколько их там? Четверо, пятеро? А сколько бы ни было!

Не больше, чем патронов в обойме его «глока». Хватило бы только патронов...

Хватило бы баксов... Он взглянул на дорож­ную сумку, у которой выпирал правый бок, за­полненный пачками «зеленых». На старость хва­тит. Он вернется к себе в Кизляр и забудет как страшный сон все, что здесь происходило. К хо­зяину он не в претензии. Прокололся он сам со своими кроссовками, будь они неладны... Но если только в них он мог ходить легко и бесшум­но, как снежный барс. Если только в них он мог выполнять поручения хозяина. И хозяин никогда не проявлял недовольства. Очень натурально переживал по поводу Степана Ивлева и Николая Бригаднова, грозивших его посадить, а ему, Ти­муру, сунул втихомолку, ни о чем не говоря, только глядя прямо в глаза, пару долларовых пачек. И дело было сделано. На месте Гоши он поступил бы точно так же. Даже еще круче... Но сейчас он действует без его безмолвных приказов.