Игра против всех. Три дня в Дагезане
Шрифт:
Сосновский зашел в кабинет к Мазину, когда тот дожевывал бутерброд с колбасой, запивая его холодным чаем.
— Привет, старик! Как настроение?
— Настроение бодрое.
— Тогда дай справочку. Ты записал номер лимузина, что поджидал Зайцева на стадионе?
— На ипподроме, — поправил Игорь. — Вот — РО 24–48.
— Отличная цифра. Не узнавал, чья это машина?
— Нет. Не успел.
— Давай попробуем.
И Боб, усевшись на край стола, начал названивать в ОРУД.
— Да… Да, — повторял он. — Совершенно верно.
Он повернулся к Игорю:
— Сейчас скажут. А пока могу кое–что сообщить.
В анонимке все правда.
Это Мазин уже знал. Но откуда знает Борис?
— Ты с ней говорил?
— С Леночкой? Ни–ни. У меня агентура работает.
— А без шуточек?
— Какие шутки! Леночка крутила любовь с Зайцевым. Он ей, естественно, три короба пообещал, как водится… Она к нему по наивности прямо с бельишком и сухарями и прибыла. Встретила ее, однако, законная супруга.
— Значит, чемодан…
— Вот именно. Никаких миллионов. Рубль двадцать в кошелечке. Максимум пятерка.
Мазин откинулся на спинку стула. Все стало на место. Теперь понятно, о чем не хотела говорить Лена Хохлова, что скрывала она от матери и почему Зайцев трус. Анонимщик, как и следовало ожидать, наводил тень на плетень. Но кто он и зачем писал?
Задребезжал телефон. Боб подхватил трубку:
— Я. Сосновский. Узнал?.. Момент, пишу.
Он взял карандаш из пластмассового стакана, но не написал ни слова. Карандаш повис над блокнотом, а потом закачался в руке Бориса.
— А ты не того? Не ошибся? Проверь–ка!.. Ну смотри!
Сосновский медленно положил трубку на рычажки.
Владельцем машины РО 24–48 оказался профессор Валентин Викентьевич Филин.
Исторический музей находился в центре, в квартале от главной улицы, в тенистом тупиковом переулке, где росли старые липы, высаженные еще «хозяевами города» — музей занимал здание бывшего коммерческого клуба, старинный, в стиле русского ампира особняк за чугунной оградой. Мазин прошел массивные, широко раскрытые ворота, и очутился во дворе. На газонах стояли литые пушки, огромный поржавевший якорь с затонувшего корабля и с десяток каменных скифских баб. Сложив руки на животах, бабы проводили Игоря взглядами своих раскосых таинственных глаз. Он купил билет и путеводитель и, отыскав по схеме зал № 1, присоединился к группе туристов.
— Первый зал знакомит посетителей с далеким прошлым, — объясняла экскурсовод, молодая женщина в очках, с очень длинной указкой. — Наиболее яркие, интересные экспонаты относятся к эпохе античности, когда на территории нашего края находились греческие поселения. Общение с античным миром, греко–римской культурой обогащало местную культуру — развивались ремесла и торговля. Скифо–сарматская знать охотно заказывала греческим мастерам предметы роскоши… К сожалению, вы не увидите жемчужину коллекции, так называемый «клад басилевса», похищенный фашистскими захватчиками…
В
«В нашем городе хорошо знают имя профессора Филина. Многие горожане обязаны жизнью его замечательному искусству врача. Однако не всем известно… И дальше говорилось, что профессор руководил в период оккупации подпольным госпиталем, где были возвращены к жизни десятки советских воинов. Их не успели эвакуировать, так как немцы отрезали все пути отступления, высадив воздушный десант.
Автор статьи побывал у Филина, и тот поделился воспоминаниями о пережитом. В частности, профессор сказал:
«Нужно помнить, что такое большое дело, как спасение раненых, никогда бы не увенчалось успехом, если бы врачам не помогали многие и многие честные советские люди. Немало их заплатили жизнями за свой подвиг. Другие живы, они среди нас, однако не афишируют себя, считая свое поведение в те опаснейшие дни нормой, обычным фактом. К сожалению, я не помню имен всех моих беззаветных помощников, но не могу не сказать об одном из них.
Вы понимаете, какое огромное значение приобрел в госпитале вопрос питания раненых. Это был буквально вопрос жизни и смерти, а фашистские власти, естественно, не собирались снабжать нас продовольствием. Доставать продукты приходилось самыми необычными путями. Так, по моему поручению завхоз госпиталя К. И. Устинов, открыл в городе комиссионный магазин. Нужно ли говорить, что все доходы новоявленного коммерсанта шли на закупку продуктов на черном рынке. Сам этот человек отличался неподкупной честностью. В то время как через его руки проходили значительные суммы денег, он буквально голодал и однажды упал в обморок от недоедания. Зато раненые получали почти все необходимое».
Игорь прочитал подпись — «Научный сотрудник исторического музея А. Головко» — и решил: «С этим парнем придется встретиться. Получается неувязка с комиссионным магазином».
Экскурсия прошла мимо стенда, на котором были выставлены цветные репродукции, изображавшие скифскую тиару тонкой ювелирной работы. Можно было рассмотреть целые сцены: скифов с лошадьми и скифов, сражающихся короткими мечами. Были сфотографированы и украшения, ожерелья и еще какие–то предметы, назначения которых Мазин не понял. Он глянул в аннотацию.
«Сокровища «клада басилевса», то есть царского клада, обнаруженного в кургане в окрестностях города в 1884 году, находились в экспозиции музея до 1941 года. В период временной оккупации фашистские бандиты похитили клад и вывезли его в Германию. Настоящее местонахождение «клада басилевса» неизвестно».
Он подошел к смотрительнице зала, пожилой женщине, вязавшей шарф на стуле в углу.
— Скажите, пожалуйста, как мне увидеть научного сотрудника Головко?
— Это Шуру?