Игра против всех
Шрифт:
Леонтий поставил на стол тарелку дымящейся, ароматной ухи. Профессор проводил его туповатым каким-то взглядом и тоже плеснул в бокал настойки.
— Пожалуй, и я выпью. Эта история действует мне на нервы.
— Вам что… Мне она жизни не дает.
— Неужели у вас до сих пор нет ощутимой нити?
Игорь выпил и почувствовал себя успокоенным.
Ему хотелось рассказать обо всем, что наболело, что не давало покоя, этому выбитому из колеи старику, который сидит в одиночестве в старомодном
— У нас их слишком много. И каждая кажется самой верной. До поры до времени…
— Какая же была последней?
— Последней была простая. Деньги взял Зайцев. Кранца убил Живых. А Зайцев — его самого, потому что Живых догадался, что деньги у Зайцева, и начал его шантажировать.
— А зачем Живых убил Кранца?
— Из мести. Вы же сами подсказали мне эту версию.
Филин намазал икру на кусочек белой булки:
— В ваших догадках есть определенная система.
— Которая трещит по всем швам.
— Почему же?
— В нее вламываются новые люди.
— То есть Устинов и моя бывшая жена?
Мазин помешал ложкой в тарелке. Над тарелкой поднялся пар.
— Не обожгитесь. Леонтий любит подавать с пылу с жару.
— Я вижу. Вы правы. Оба они нам ни к чему.
— Интересно. А если они вломились не случайно?
— Другими словами, Устинов вор, а может быть, и похуже, предатель, а ваша жена…
— Моя бывшая жена…
— Ваша бывшая жена грабила кассы?
— Вы отличный молодой человек, Игорь Николаевич. Вы верите в людей.
— А вы нет? Зачем же вы тогда спасаете им жизнь?
— Не уверен, что я ее спасаю, — отозвался профессор негромко. — Просто кому-то из них еще не пришло время умереть.
— Ах, черт! — выругался Мазин, обжигаясь-таки ухой. — Выходит, они действовали втроем — Зайцев, Устинов и ваша жена?
— Моя бывшая жена.
— Почему — бывшая? Тогда она была не бывшая.
— Логично. Но что вы видите нереального в такой комбинации?
— Очень разные люди.
— Возможно, их толкали разные соображения.
— Какие?
— Ну, я не детектив и не берусь вам подсказывать. Ищите и обрящете.
— Одного мы нашли на дне ямы. Он смахивает на жертву.
— Вторая тоже.
— Смотря где она находится.
— Не под паркетом. Она жива.
— Так вы знаете?
— Знаю ее характер. Диана сбежала.
— Найдем.
— И напрасно. Диана сбежала потому, что ничего не знала. Это ее и устрашило. Когда не хватает информации, в голову лезут всевозможные глупости.
— То есть?
— Я думаю, Диана побоялась, что вы впутаете ее в историю вместе с Зайцевым.
— И Устиновым.
— Ни в коем случае. Об Устинове она не подозревала. Иначе ей было бы незачем бежать.
— Так
— Думаю, что тоже жертва.
Мазин наполнил очередную рюмку:
— Ужасно интересно. У попа была собака?
— Вы, кажется, многого не уловили.
— Признаюсь.
— Жаль. Я сказал все, что думал.
— Но если Устинов не преступник?
— А волк, по-вашему, преступник? Затравленный волк?
— Это природа. Там не действует уголовный кодекс.
— Люди — тоже часть природы. Особенно, когда попадают в безвыходное положение.
На столе уже стояло жаркое, прекрасное жаркое, к которому Мазин еще не притронулся, несмотря на укоризненный взгляд Леонтия.
— Я понимаю вас не вполне ясно, но понимаю все-таки, кажется…
И Мазин приподнял свою рюмку, но остановился на полпути.
— Пейте, пейте, — успокоил его профессор, — вам еще далеко до настоящего опьянения.
— Нет, я уже… того, лишнего. А факты у вас есть?
— Какие факты?
— О его прошлом.
— Прошлом? Кого?
— Вы говорили об Устинове.
— Вам так показалось? Возможно. Меня можно было понять именно так. Но я говорил не о нем.
— А о ком же?
Профессор провел вилкой по лезвию ножа:
— О людях… вообще.
Мазин вздохнул глубоко:
— Значит, у вас нет фактов?
— Нету. Ешьте жаркое. Вы любите с чесноком?
— Очень.
— Прекрасно. В таком случае Леонтий вам угодил.
Игорь жевал мясо, стараясь восстановить слова Филина:
— Вы подсмеиваетесь надо мной?
— Упаси бог. Да и настроение не то.
— Мы обсуждали Устинова…
— Обсуждали? Нет. Беседовали. Я уверен, что Константин Иннокентьевич абсолютно честный человек.
— И был таким?
— Разве честным можно быть время от времени? Нет, вы напрасно так увлеченно расспрашиваете об Устинове. Повторяю: я не о нем думал. Скорее я думал о Кранце… о Живых… вообще о людях, которых мы судим по букве закона, а не по высшей справедливости. Мне кажется, что вы увлеклись делом, а оно уже исчерпало себя, закончилось.
— Не понимаю.
— Погиб Кранц. Вряд ли мы узнаем почему. Его судьба пересеклась с судьбой Живых. Ныне мертвого, простите неуместный каламбур. И Живых покарала сила справедливости… или случая, как вам угодно, В лице Вадима Зайцева.
— Вы уверены?
— Да. Хотя уверенность пришла не сразу. Но теперь уверен. Зайцев ограбил сейф, и он же расправился с Живых, боюсь, что с помощью моем машины. Кстати, это единственное, что может объяснить бегство Дианы Тимофеевны. Разумеется, он воспользовался машиной без ее согласия, но она испугалась, что не сможет доказать этого, и решила скрыться. Наивно, конечно.