Игра против всех
Шрифт:
— Зачем махинации? — живо возразила Гаджиева. — Просто разговор слушал. Брат говорил. Приятели его говорили, какой лошадь, какой жокей лучше, какой раньше прийти может.
— Ну, это положим… — махнул Боб рукой.
Но полковник остановил его:
— Нельзя все видеть в худшем свете, Борис Михайлович. Живых часто бывал в обществе жокеев, слышал их предположения, прогнозы. Не обязательно подозревать махинации.
— Вот правильно, товарищ начальник. Вот правильно. Придет к брату — там разговор: Сувенир — хорошая форма,
Говорила она быстро, сбиваясь в русском языке, а полковник слушал внимательно, кивая время от времени, так что Сосновский никак не мог понять, верит он Фатиме или нет.
— Об этих разговорах и вы сообщали Зайцеву?
— Да, сообщала. Разве нельзя? Разве это преступление, товарищ начальник?
— Однако Живых передавал Зайцеву как факты?
— Не знаю как.
— Ладно, это тема особая. В общем-то связь между Живых и Зайцевым понятна. Вы слышали, как Васин приходил утром к Зайцеву в день, когда тот погиб?
— Он приходил, приходил. Я слышала через стенку, слышала: пришел человек…
— И узнали голос Васина?
Скворцов смотрел на Гаджиеву внимательно и доброжелательно.
«Сейчас подтвердит», — решил Сосновский, сомневаясь, впрочем, что Скворцов поставил вопрос правильно.
— Узнали, значит?
Фатима скрестила тонкие пальцы. Она мучилась:
— Нет, товарищ начальник.
Полковник не стал настаивать:
— Наверно, вы устали, Фатима Ахметовна. Пора и отдохнуть. Как вы смотрите, Борис Михайлович?
Боб удивился:
— Мы не так уж долго беседуем.
— Зато содержательно. Для непривычного человека, пожалуй, и хватит. Пойдите отдохните, — повернулся Скворцов к Гаджиевой.
Фатима вышла пятясь.
— Петр Данилович! — воскликнул Сосновский.
Дед собирался пояснить, почему он отпустил Гаджиеву, «о на пороге появился Мазин.
— Хорошо, что вы зашли, Игорь Николаевич. Гаджиева дала интересные показания. Введите его в курс, Борис Михайлович.
Сосновский рассказал подробно.
— Значит, Васин? И у меня он прорисовался. Лена Хохлова сообщила, что Васин — владелец мотороллера и, следовательно, мог быть за рулем.
— Не было бабе хлопот, так купила порося!
— Да, хлопот прибавилось. Тем более, что Гаджиева не узнала его голос.
— Рано ее отпустили, Петр Данилович! — вернулся к своему Борис.
— Думаю, что вовремя. Вы так поднажали, что она могла наговорить черт-те что. А выдумок и без того хватает.
— Гаджиева не выдумывала, а сообщила важные вещи, — обиделся Сосновский.
— Отставить пререкания. Я, по-вашему, важное от чепухи не отличаю? — И он повернулся к Мазину — У тебя, Игорь Николаевич, все?
Игорь понимал их обоих: и рвущегося напролом Бориса, и осторожного Скворцова. «Чепуху от важного он отличит без ошибки — это факт. Но догадывается ли шеф, кто настоящий преступник? впрочем, Дед и догадки, как
— Мне кажется, Петр Данилович, можно найти Диану Филину. Я говорил по телефону с ее матерью. Мать по-прежнему уверяет, что понятия не имеет, где обретается беглая профессорша, но, я уверен, темнит. Тон у нее изменился. Так спокойно говорить об исчезнувшей дочери невозможно. Стоит съездить в Куйбышев!
ГЛАВА IX
Куйбышев Мазину не понравился. День стоял слякотный, противоположный берег Волги едва темнел за пеленой дождя. Только памятник чапаевцам — устремленные вперед железные люди и лошади — задержал его внимание. Игорь прошел мимо конструктивистских, построенных перед войной зданий, пересек трамвайную линию и зашагал по старому самарскому булыжнику мимо непривычных южанину деревянных домов с резными наличниками. В одном из них жила мать Дианы Филиной. Мазин поднялся по скрипучей лесенке на второй этаж.
— Кто здесь? — спросил молодой голос из-за двери.
— Я хотел бы повидать Ангелину Гавриловну.
— Мамы нет дома. Вы по какому делу?
Дверь приотворилась. За ней в темной прихожей стояла женщина лет тридцати в домашнем халатике. Волосы ее были повязаны косынкой.
«Сестра, наверно», — подумал Мазин.
— Я из милиции.
Женщина отступила от порога:
— Заходите, Игорь Николаевич.
Мазину захотелось протереть глаза. Слишком уж отличалась супруга профессора от этой простушки в халате.
Она заметила его изумление и усмехнулась невесело:
— Что, непохожа?
Игорь не стал скрывать:
— Удивили вы меня, Диана Тимофеевна.
— Вы меня тоже. Быстро разыскали. Ну, да все равно не нашли. Вы Диану ищите, а я — Дуня, по паспорту Евдокия.
Мазин вспомнил Филину, какой видел в институте, и ее снимки: за рулем машины, на пляже в купальнике, в горах в брюках и куртке с капюшоном… А тут Дуня в косынке!
Он оглядел комнату, обыкновенную городскую комнату, в каких живут люди скромного достатка и не очень высокого культурного уровня — с никелированной кроватью, взбитыми подушками, картинками в багетных рамках, цветным шелковым абажуром.
Евдокия достала из кармана халата пачку сигарет и привычно, умелым и красивым движением зажгла спичку. «Все-таки она!» — мелькнуло у Мазина с невольным облегчением.
— Так вы не скрываетесь?
— А зачем?
— Мы звонили… Ваша мама сказала, что вас нет.
— Меня и не было. У подружки сначала остановилась. Как-то неудобно сразу… из грязи в князи… то есть, наоборот. А потом думаю, чего уж стесняться в своем отечестве. Да и подружка матери разболтала. Вот и вернулась домой. Да вы присаживайтесь. Пальто снимайте.