Игра с нулевой суммой
Шрифт:
Они выехали из леса, и сразу стало, с одной стороны, спокойнее, а с другой – гораздо хуже. Потому что было темно, но вдоль леса шла дорога, и по ней лошади поскакали гораздо быстрее. Алёхе стало уже не до рассуждений – не слететь бы, и тело опять начало адски болеть. Алёха страдал, но крепился. Превозмогал, так сказать. Чтобы превозмогать было легче, он начал считать шаги мерина.
– Раз-два-три-четыре… ай, ну не трясись ты… четыре-пять-шесть… когда там утро уже? Семь-восемь…
– Что ты там бормочешь? – спросил Бенька. Орнели придержала коня, и Алёха приготовился к обороне.
–
– Он разве может двигаться? – Бенька тут же забыл об Алёхе. – Мрак – это Онариш или его логово?
– Я не знаю, – вздохнула Орнели. – Но там, впереди, что-то… нехорошее. Мне не нравится. Эти пятна Мрака, их будто несколько.
– Наверное, Онариш куда-то пошёл, – пожал плечами Бенька. – Он же колдун. Что-нибудь собирает.
Алёха, пока выдалась возможность, покрутил головой по сторонам.
– Смотрите! – негромко крикнул он. – А вон сарай какой-то. Давайте там заночуем? Ну, нам же ночью к колдуну все равно нельзя?
Предложил, а сам подумал, что сейчас придётся возиться с раздеванием лошадей. И если это он худо-бедно ещё, может быть, сделает, то как цеплять все обратно – понятия не имеет. А лошадь не Бенька, ей на совесть уже не надавишь. Да и все равно у неё… лапки.
– Давайте, – согласился Бенька. Наверное, он тоже устал – сколько они уже ехали? Часа два, не меньше. – Только дежурить кому-то надо и лошадей рассёдлывать нельзя.
Рассёдлывать! Вот оно, это слово. Но раз нельзя – уже хорошо.
Сарай оказался пуст и давно заброшен. Крыша на нем еле держалась, но небо дождь не обещало, поэтому Алёха просто подтащил под стену, показавшуюся наиболее крепкой, странное белое сено, пахнущее почему-то молоком, накидал его и улёгся. Бенька подошёл, посмотрел на него укоризненно, и Алёхе стало ясно, что черта с два он поспит.
– Через два часа меня разбудишь, – приказал Бенька.
– И как я узнаю, что прошло два часа? – обиженно поинтересовался Алёха.
– Вот неуч. Месяц сойдёт на два пальца.
Алёха поискал на небе еле видный серпик. Ну ладно, на два так на два…
Орнели и Бенька прижались друг к другу и сразу заснули. А у Алёхи была задача как раз не заснуть, что, как всегда, когда надо, выполнялось не очень. Поэтому садиться Алёха не стал, а ходил вокруг сарая и ни о чем не размышлял – так легко было отвлечься и все пропустить, – а просто пялился по сторонам.
Если не знать, где ты есть, то даже красиво. Ровной стеной стоит лес, и не надо вспоминать, кто там водится. Небо чёрное, в Алёхиным мире такое, говорят, в Африке – низкое и будто бархатное, и звезды мелкими битыми пикселями. Здесь, наверное, Галактика совершенно другая, хорошо, что Солнце и Луна все же есть. Пахнет свежестью и молоком, и холодно. А под ногами пружинит земля – тоже не очень знакомая.
А вот Алоху, похоже, несладко… Он ведь домой к Алёхе не попадёт. Сидит, скорее всего, в обезьяннике или больнице... счастливый! И кормят там его, и тепло…
Периодически Алёха посматривал на небо и так и сяк пристраивал пальцы, чтобы понять, куда сошёл месяц. Но то ли серпик заклинило, то ли пальцы Алёха прикладывал как-то не так. С одной стороны казалось,
Алёха замёрз окончательно и, чтобы согреться, начал бегать. Сначала трусцой, потом увеличил скорость. Он хотел, конечно же, спать, но бег привёл его в чувство, и остановился он только тогда, когда понял, что начал потеть. Это было нехорошо – просквозит в полсекунды, и тогда он пойдёт Орнели на опыты. Нет уж, увольте.
Постояв немного расслабленно и довольно, Алёха внезапно насторожился. Лошади тоже задёргали ушами: кто-то приближался. Алёха вслушивался, пытаясь понять, сколько всадников едет. Хотя – всадники не скрипят? Честно говоря, по звуку всё это напоминало раздолбанную тачку. Затем из-за поворота показалось нечто, смахивающее на цирковую кибитку с парой запряжённых в неё лошадей, которой управлял полусонный мужик.
Кибитка проехала мимо – какой-нибудь торговец ехал с товаром. Наверное, все уже пропил или проиграл, решил Алёха, потому что с деньгами он бы так беззаботно ночью не ехал. А может, здесь разбойников вовсе нет? Или он тоже маг? Шибанёт молнией – и привет… Не все же такие щепетильные, как Орнели.
Потом Алёха поел. Снова немного побегал. И всё время следил за месяцем, но тот сначала не двигался, а затем неожиданно начал быстро ползти к верхушкам деревьев, и тогда Алёха со спокойной душой растолкал Беньку.
– А? – спросонья не понял тот, потряс головой и все, видимо, вспомнил. – Ты дурной, – сказал он, поглядев на небо. – Я же сказал – через два часа разбуди.
– А я через сколько?
– Четыре почти…
Алёха пожал плечами, рухнул на Бенькино место и уснул, подумав напоследок, как справится с вахтой десятилетний мальчишка, и вовремя отодвинувшись от Орнели.
Ещё не хватало.
Проснулся Алёха оттого, что Бенька плескал ему в физиономию воду и смеялся.
– Тьфу, – сказал Алёха. – Уже встаю.
Он сел и, потирая глаза, огляделся. Орнели собирала завтрак. Алёхе показалось немного странным, что это не пришлось делать ему самому, но Бенька живо прояснил, что к чему: утренний туалет. Алёха сначала погрешил на горшок, но выяснил, что так назывались особенные процедуры: умыться, причесаться, поправить одежду.
«А ведь Орнели Беньке тоже прислуживает!» – осенило Алёху. Ну и дела…
Меж тем запасы Амарека таяли, тем более что и Алёха в них втихаря попасся, и на Орнели никто не рассчитывал. Но никто ничего не сказал. Алёха ел и украдкой рассматривал дочку барона Ставиша: при свете дня она его удивила.
Орнели была… ну, не красивой, но хотя бы хорошенькой. Однокурсницы Алёхи, а до того одноклассницы, делились на две категории: одни вообще никак не ухаживали за внешностью – стриглись, ногти подпиливали, но и только, другие постоянно красились и вертели нечто невообразимое на голове. И брови, разумеется, ещё брови, в последние года два Алёха не знал, куда от бровей деваться. Он даже лиц этих крашеных девиц не запоминал, одни брови. У Орнели брови были… обычные, и она ничем бы не отличалась от тех девушек, которые не красились и на голове ничего не строили, но…