Игра с огнем
Шрифт:
– Точно, – прокричала я в микрофон, – Дэну нас человек воздуха. Он к нам прямо с неба свалился!
Пилот засмеялся:
– А крылья прячет, что ли, раз с неба упал?
Смерчинский ничего нам не ответил, только улыбнулся счастливо, и я погладила его по щеке и устроила селфи, протянув руку вперед и засняв наши лица в наушниках и с широченными улыбками.
– А я кто? – спросила я разговорчивого пилота веселым тоном. – Я ведь не человек воздуха, хотя в воздухе мне круто!
– Ты, наверное, огненная леди, – тут же сказал наш небесный
– Спасибо за совет, – отозвалась я, хихикнув. – А мне что, чтобы почувствовать себя свободной, нужно к жерлу вулкана опуститься?
– Не думаю. Просто дать волю своему внутреннему огню, – было мне ответом.
И мы продолжали лететь дальше.
Закат, который я увидела в этот день, был самым памятным за всю мою жизнь. Потому что он был не надо мной, а передо мной: яркий, сочный, необыкновенный! Играющий сначала голубыми, перламутровыми и розовыми цветами, а потом фиолетовыми, золотистыми и темно-синими с вкраплениями брызг бордо. С земли закаты не казались такими красивыми. И то неуемное, вырывающееся из самой груди чувство, которое я сейчас испытывала, было сродни тому, которое испытывал тот, кто всю жизнь смотрел спектакли в театре откуда-нибудь с галерки, а потом резко оказался в ложе.
– Я бы пару дней подряд глядела на этот закат и глядела бы, – сказала я, не отрывая завороженного взгляда от величественного неба. – Жаль, топлива не хватит.
– Ничего, – весело отозвался пилот, – если что, сгоняем до бензоколонки, заправимся и опять рванем в небо, ребята!
– В смысле в бензоколонке?
– «Робинсон» может заправляться простым Аи-95, на заправке, – тут же пояснил Дэнни и добавил что-то про двигатели и карбюратор, удивив пилота.
Через полчаса мы подлетали к озерам, расположенным в километрах шестидесяти от города. С неба они казались синими блюдцами с ровными краями, вокруг которых располагались поселки, домики для отдыхающих, санатории, пока еще пустующие пляжи, готовые через неделю-две, когда вода совсем прогреется, принимать первых туристов.
Мы довольно плавно приземлились на небольшом аэродроме и, оставаясь под впечатлением от вертолетной экскурсии, были препровождены в местное кафе. Оно располагалось около большого, чьи берега не было даже видно, бархатного спокойного озера. Там нам, слегка замерзшим от полета, подали вкусный горячий глинтвейн и горячий шоколад. Сначала бармен думал, что шоколад предназначается для меня, а глинтвейн – для Смерча, и изрядно удивился, когда выяснилось, что шоколад заказал Дэнни.
Я и Дэн пили горячие ароматные напитки, грея о бокалы ладони, и болтали. Хотя в основном это делала я, потому что во мне после полета проснулось столько эмоций и впечатлений, умолчать о которых было для меня чревато разрывом мозга. Я говорила, восторгалась, жестикулировала, а Дэн слушал, кивал мне и вновь
Это огромное озеро, кажущееся сейчас темно-синим, колдовским и словно ожидающем звездной ночи и появления томной лимонно-желтой глазурной луны, подарящей водной глади дорожку из бликов и свое отражение. Чистый воздух, в котором улавливался тонкий аромат начинающегося лета. Чудесное пение птиц и стрекотание кузнечиков в отдалении. Аккуратные деревянные домики для отдыха, ждущие с нетерпением первых постояльцев.
Мне нравилось все. А больше всего мне нравился он. Или мы?
До обратного отлета в нашем распоряжении оставалось еще полчаса, и Смерч повел меня на пристань к озеру, около которого находилось наше кафе. Там нас ждала двухместная темно-коричневая прогулочная лодка с веслами.
Головастики совсем обалдели от происходящего и начали писать благодарственное письмо своим коллегам, проживающим в голове Дениса. Правда, ее обитатели для головастиков были сродни загадочным инопланетянам. Но разноцветные мысли все равно жутко желали познакомиться с ними.
Писцом назначили ярко-сиреневого, с бабочкой-галстуком и отменным каллиграфическим почерком. Этот головастик имел слегка дурной характер и никак не желал учить Марию умению красиво писать – оттого ее подчерк был неразборчивым и неровным, зато этот парень от всего сердца одарил девушку подозрительностью и любовью перечить.
Сиреневому диктовали, а он писал на дорогой гербовой надушенной бумаге.
«Добросердечные милорды!»
«А не слишком ли это пафосно, друже?»
Озеро манило. Озеро притягивало. Озеро хотело, чтобы я после стремительного полета попробовала на вкус его неспешность, плавность и убаюкивающий шепот.
И я согласилась, хотя всегда с опаской относилась к открытым водным источникам.
– Садись, Маша, – сказал мне Сморчок, помог взобраться на лодку, и через пять минут мы были довольно далеко от берега. Я теперь молчала. Я была поражена. Я пару часов назад хотела разорвать его на куски – от злости и обиды, теперь тоже хочу это сделать – от подаренного счастья. Чтобы он был только мой и не чьим больше.
«Пиши дальше, балбес!»
«Да кто из нас балбес! Пишите сами!»
«Спешим поприветствовать вас, как истинных джентльменов, и желаем представиться вам…»
– Ты сам все это придумал? – спросила я, гладя на воду. В этих местах была пару раз, но давно. Теперь просто наслаждалась, устав удивляться. Водная гладь вокруг казалась спокойной, и только круги от весел нашей лодки беспокоили ее. Мне даже стало страшновато на открытом водном пространстве.