Игра с огнем
Шрифт:
– Если серьезно, то все слишком сложно… – Девушка подула на длинную челку. – Я хотела понять, как же все произошло на самом деле…
– Ты считаешь, что я говорила тебе неправду?
– Правда у каждого своя. – Анна покусала кожу около ногтя среднего пальца. – Мам, неужели ты никогда не задавалась вопросом, не КАК это могло случиться, а ПОЧЕМУ… Отчего обыкновенный человек вдруг идет на такое? Не бандит, не киллер – просто парень, из тех, кого мы встречаем каждый день на улице… Вдруг ЭТО есть в каждом из нас?
– Ты с ума сошла… – Широко распахнув глаза, Прошептала Александра, подавшись вперед на
– Это не было игрой. И, тем более, смертельной.
– Этот человек опасен. Он – чудовище.
– Ты в самом деле так думаешь? – тихо спросила Анна, пристально глядя на мать. – Тогда как же ты могла нанять ту несчастную проститутку? Чего ты добивалась: чтобы у него по новой съехала крыша? И тебе было наплевать, что с ней произойдет?
– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – стрельнув глазами в свежевымытое окно, отрезала Александра. – Что он тебе наболтал про меня, этот недоумок?
От взгляда дочери не укрылось, что длинные ногти матери впились в нежные ладони, а губы непроизвольно дернулись.
– Ничего, – покачала головой Анна. – Мы вообще не говорили о тебе. Разве, однажды. Когда он сказал, что ты собираешься его уничтожить. Любой ценой. Я тогда не поверила. Но я слышала твою последнюю фразу. Там, в бистро. Что ты собираешься делать, мама?
– Я намерена отправить тебя в Швейцарию. Сегодня же. Немедленно. И, если не в университет, то в закрытый пансион. Выбирай.
– Я уже выбрала, – проговорила девушка. – Я никуда не поеду.
– Что?! – Александра подскочила к дочери. Та отшатнулась, но не сдвинулась с места, вскинув остренький подбородок. Стальные глаза и карие глядели друг в друга, не моргая. Александре показалось, что из глубины миндалевых точечек-зрачков смотрит на нее, упрямо и жестко, Роман.
– Оставь его в покое, мама. Ты не имеешь никакого права распоряжаться чужой жизнью. Неужели ты не понимаешь, что твоя ненависть разрушительна? Пытаясь сломать его, ты уничтожаешь себя. Ты сама превращаешься в чудовище. Я не позволю…
– Девчонка! Дрянь! Да как ты смеешь так разговаривать со мной! – Не сдержавшись, Александра залепила, наконец, дочери хорошую затрещину.
Лицо Анны сделалось некрасивым, злым.
– Ultimo viva regum [11] – проговорила она, тяжело дыша, потирая красную щеку. – Это единственное, что ты когда-либо могла мне дать от души. «Делай, что тебе говорят, Марианна! Скажи „спасибо“, что тебе не приходится зарабатывать на жизнь, Марианна! – Ее голос сорвался на крик. – Скажи спасибо за то, что вообще родилась! „Спасибо! Большое спасибо! За все теплые слова, которых я не слышала! За дом, которого не имела! За деньги, которыми мне затыкали рот! За славную фамилию и безупречную репутацию, которую я, к несчастью, умудрилась подмочить! И знаешь что? Если ты попытаешься что-нибудь сделать Марку, я дам интервью твоему любимому «Вогу“! я расскажу свою правду об идеальной семье Литичевских и твоей обожаемой сестрице – наглой, расчетливой, лживой, циничной суке!
11
Последний довод королей (лат.)
– Как ты можешь, – отпрянув,
– Которую я никогда не видела… К счастью…
– Ты носишь ее имя…
– Уже нет. Я его поменяла. Два месяца назад. Вот паспорт.
– Господи… – Александра опустилась в кресло, почувствовав вдруг ужасную усталость. Точно отпахала три смены на шинном заводе. Она смотрела на девушку на фотографии в бордовой книжице и на ту, что, злобно ощетинившись, стояла у окна. И не узнавала ни той, ни другой. Эта девушка была незнакомой. Чужой. Курила омерзительные сигареты. Смотрела холодно. Разговаривала так, как никогда не позволяла себе ее дочь. Ее маленькая принцесса, которую она так старалась защищать от мерзостей жизни… И которой теперь будет трудно влепить воспитательную оплеуху.
Каллиграфические черные буквы прыгали и расплывались перед глазами Александры.
А когда-нибудь она поменяет и фамилию… И останется только отчество. Напоминание об отце. А она, Александра Дмитриевна. Вовсе исчезнет. Как Марианна. Как весь род Звонаревых… Что же останется?
«Издалека долго течет река Волга…»
Александра вздрогнула, отняв от лица ладони.
– Куда ты?
– Домой.
– Ты едешь к нему?! – Александра кинулась к двери, загородив ее собой, раскинув руки, как раненные крылья. – Я тебя не пущу… Не позволю…
Она трясла головой. Ее прическа растрепалась, на закушенной губе засохла темная капля. Анне стало не по себе. Она не хотела причинять матери боль. Так получилось. Анна почувствовала отвращение к самой себе. И жалость. К матери. К Марку. И немного к себе самой. И горечь во рту, как после мерзкой таблетки. Как было с Григорием…
– Мам, – сказала она, застыв в нерешительности, – ну чего ты…
Ей хотелось обнять Александру, но проявления нежности не входили в семейный кодекс Литичевских.
– Мам, я к себе еду. Я квартиру снимаю. Однокомнатную, я адрес тебе напишу. На…
– Где?
– В Сокольниках.
– В Сокольниках? – На измученном лице Александры мелькнуло изумление. – Но почему там?
– Какая разница? – Пожала плечами девушка. Ткнула в карту пальцем. И попала… – А что?
– Так… Ничего. Ты, правда, с ним больше не увидишься? Дай мне слово.
Да он со мной разговаривать-то теперь не захочет, – Анна опустила глаза. – Успокойся. Ничего у нас не было. Ни-че-го.
– Чем ты теперь будешь заниматься?
– Не знаю.
– Почему ты уходишь?
– Потому что на самом деле ты не хочешь, чтобы я осталась. Признайся хотя бы себе самой. Я никогда не была нужна тебе, мам. По-настоящему никогда. И никто тебе не был нужен. Если бы Марианна была жива, ты бы и к ней иначе относилась. Мертвых любить проще. Они не доставляют хлопот… – Анна шагнула было на лестницу и вдруг обернулась. – Мам, ты когда-нибудь любила по-настоящему? Я имею в виду мужчину…