Игра с тенью
Шрифт:
Но Загоруйко все-таки пошел.
— Характеристику? — удивленно протянул секретарь комсомольской организации, узнав, что Загоруйко хочет получить какие-нибудь данные о Викторе Луневе. — Какая может быть характеристика? Парень ничем не интересуется. Только звонок отзвонит, его будто ветром сдувает. Кружки и собрания не посещает. Отсталый товарищ, а работает ничего, на уровне, в норме.
С кем дружит? Да вроде ни с кем, а если по совести, не интересовался я. В комсомоле Лунев не состоит, от общественной работы отлынивает, не бузотер, не дебошир, идет стороной, а у нас, сами знаете, со своими дел невпроворот. Если бы ЧП какое…
— Значит,
— Это вы бросьте, — обиделся секретарь. — Критиковать легче всего. Попробовали бы вы месяц-другой побыть в моей шкуре. Коллективный выход в театр: пять-шесть человек наскребешь. Один на учебе, у другой — дети, третий по телевизору хоккей или футбол смотрит. Вылазка за город: а что мы там не видели? Песочишь на собрании — ты же виноват! Ищи «новые» формы, секретарь, а все эти вылазки да массовки устарели. Ими еще наших папаш да мамаш охватывали. А какие новые формы? Молодежные кафе. В них очереди за месяц расписываются, всякие вечера вопросов и ответов. Кэвеэны разные. Силенки не хватает. Организация у нас на фабрике малолюдная. Вот так-то!
— Действительно, трудно, — посочувствовал Загоруйко. — А все-таки следовало бы нет-нет, да и поинтересоваться, чем дышит, как живет хлопец. Сам говоришь, только звонок — Лунева ветром сдувает. А ведь у него впереди еще целых шестнадцать часов остается. Где, с кем он их коротает?
— Точно, невыясненный вопрос. Так ведь для этого целую диспетчерскую команду надо держать. А я один освобожденный. И так в райкоме да на совещаниях по полдня торчу. И бюро у меня — раз, два, и обчелся.
Разговор медленно, но верно заходил в тупик. Задав еще два-три малозначащих вопроса, старший лейтенант милиции попросил комсомольского секретаря постараться точнее узнать, с кем все-таки из цеха ближе всех контактуется Лунев, оставил свой служебный телефон и покинул унылого собеседника.
…Пока лейтенант узнавал на работе подробности о Викторе Луневе, начальник отделения милиции майор Колесников получил очень любопытное письмо.
На листке, вырванном из тетради, было нацарапано:
«Товарищ начальник, пишет вам доброжелательница, много пострадавшая от уголовной шпаны. Поэтому и решила я остаться неизвестной. Не ровен час, пронюхают, со света сживут. В воскресенье, в десятом часу вечера, возвращаясь домой, я увидела чернявого паренька в сером костюме и желтых на толстой подошве ботинках. Парень выбежал из дома номер 16. Парень этот держал в руках небольшой окровавленный предмет, который выбросил в урну на углу Ново-Лодыженского переулка, что с правой стороны. Вчера я узнала, что в этом переулке кого-то убили. Может, я повстречалась с убийцей. Буду рада, если чем помогла вам. До свидания. Т.».
Майор выслал оперативных работников проверить содержимое урн в Ново-Лодыженском переулке. Приказал: в случае, если урны очищены от мусора, собрать и опросить дворников ближайших домов. Когда оперативный наряд выехал на задание, майор позвонил на Петровку, 38 и доложил подполковнику Гончарову о полученном письме.
Письмо «доброжелательницы» оказалось правильным. Именно в крайней урне на углу переулка, с правой стороны, было найдено массивное пресс-папье с засохшими и почерневшими следами крови. Эксперту научно-технического отдела понадобилось немного времени, чтобы дать заключение, что «вышеуказанный предмет является
Казалось, все ясно. Круг замкнулся. Так, может, и несколько выспренно доложил по телефону майор Колесников подполковнику Гончарову и был несказанно удивлен, когда, выслушав его, Федор Георгиевич назвал замкнутый круг кругом по воде, от которого в конечном счете ничего, кроме легкой ряби, не останется.
Федор Георгиевич распорядился немедленно переслать анонимное письмо графикам из НТО и выяснить только один вопрос: кто писал — мужчина или женщина. А в заключение короткого разговора с Колесниковым Гончаров заговорил уже о совсем непонятном, о том, что если бы этот молодчик или молодица оказались в преисподней, они были бы подходящими кандидатами для всех адовых кругов. Вот так, а не иначе!
Что имел в виду подполковник, майор милиции так и не уяснил. Он не читал Данте.
Закончив разговор с Колесниковым, Гончаров вызвал Загоруйко.
— Садись, товарищ старший лейтенант. Луневские протоколы прочел?
— Прочел. По-моему, Федор Георгиевич, положение осложнилось. Ведь и Лаше явился к Мухину к девяти часам.
— Совершенно верно. И если Зотов пришел объясняться насчет своих матримониальных дел и мог убить старика в припадке ярости, то Лаше мог прикончить его из-за корысти. Проверь, не исчезли ли из комнаты Мухина какие-либо драгоценности.
— Слушаюсь, товарищ подполковник. Но если Лаше готовился убить Мухина, чего ради он посоветовал Луневу пойти за десяткой к старику. Это же идиотский риск.
— Ты прав. Ясно одно: Лунева надо как можно скорее выводить из игры.
— Выводить?
— Да. Иначе они ликвидируют его в два счета. Он для них опасный свидетель. Вот что, попробуем ввести в игру тяжелую фигуру…
— Кого?
— Тень.
МЯТЕЖ ФАКТОВ
Сотрудники прокуратуры, знающие аккуратность Николая Петровича Куликова, сегодня могли с уверенностью сказать: наш старший следователь чем-то взволнован. Шутка ли, галстук повязан наспех, да так, что виднеется поблескивающая запонка. Нет зачеса, всегда прикрывающего небольшую лысину. В общем все не так, как всегда.
Сосредоточенный, хмурый Николай Петрович широким шагом отмахал расстояние от своего кабинета до кабинета прокурора и, услыхав «войдите», открыл дверь. В большой просторной комнате свежо и прохладно. Солнечные лучи, отражаясь от начищенных до блеска стеклянных поверхностей книжных шкафов и письменного стола, бликами играют на стенах. От окна к ковровой дорожке тянется дрожащая пыльца. Прокурор, пристроившись в углу дивана, листал очередной номер бюллетеня Верховного суда. Он тоже с удивлением оглядел Куликова.
— Николай Петрович, вам нездоровится? Что случилось?
— Весьма существенное, Сергей Сергеевич, весьма… — Куликов положил на середину стола папку и стал развязывать тесьму. — Ваш старший следователь на этот раз не учел святого правила: тот, кто хочет обвинять, не должен торопиться.
— Золотые слова! — улыбнулся прокурор. — Вы имеете в виду мухинское дело?
— Да, Сергей Сергеевич, мухинское, вернее зотовское. Дело в том, что фактическая проверка показаний Зотова не дала положительных результатов.