Игра судьбы
Шрифт:
Она слегка покачала головой, нахмурив брови, и спросила:
— Почему?
— Потому что…
Он чувствовал себя глупо. За всю свою жизнь ему никогда не приходилось объясняться.
— Это важно для меня. Я бы предпочел понять твой гнев. Послушал бы твоего совета. Я хочу понять твою точку зрения.
Она снова начала говорить, и он знал, о чем она спросит. Почему? Итак, он ответил:
— Потому что ты жила среди смертных. Ты понимаешь их лучше, чем я. Потому что ты сострадательна.
Она отвела взгляд, на ее щеках
— Почему ты помог матери сегодня вечером?
— Потому что я захотел, — сказал он, и практически почувствовал, как глаза Гекаты закатились. «Больше ничего не нашёл добавить? Я сказала, делись!»
— А Орфей?
Аил хрипло вздохнул, потирая глаза указательным и большим пальцами. Геката была права — ему следовало получше разобраться со своими объяснениями.
— Это не так просто. Да, у меня есть способность воскрешать мертвых, но это работает не со всеми, особенно там, где замешаны Мойры. Жизнь Эвридики была оборвана Мойрами не просто так. Я не могу трогать ее.
— Но девочка?
— Она не была мертва, просто находилась в чистилище. Я могу торговаться с Судьбами за жизни в лимбе.
— Что значит торговаться с Мойрами?
— Это хрупкая вещь, — сказал он. — Если я попрошу Мойры пощадить одну душу, я не получу права голоса в жизни другой.
Это означало, что будет отнята еще одна жизнь в лимбе, о чем Аид изо всех сил старался не думать в этот момент.
— Но… Ты ведь Бог Подземного мира!
Так и есть, но это не означало, что он будет отменять решения. Даже если бы он мог, он давно понял, что за такие действия есть последствия, и некоторые тяготы, которые он не хотел нести. В работе всегда была великая цель, и для него вмешательство означало бы гибель.
— Мойры тоже божественны. Я должен уважать их существование так же, как они уважают мое.
— Это кажется несправедливым.
— Неужели? Или это звучит несправедливо по отношению к смертным?
Глаза Персефоны вспыхнули, намек на ее маскировку пробежал под ее кожей.
— Значит, смертные должны страдать ради твоей игры?
— Это не игра, Персефона. И меньше всего моя, — огрызнулся он, расстроенный. Разве он недостаточно хорошо поработал, объясняя равновесие в Подземном мире? Или это было потому, что она действительно хотела думать о нем худшее?
— Итак, ты объяснил часть своего поведения, но как насчет других сделок?
Аид наклонил голову, его брови опустились на глаза, и он сделал шаг вперед. Ему не понравился ее вопрос. Он ответил на это, неужели она все еще не удовлетворена его ответом? Или она злилась из-за своей собственной сделки? Он ожидал, что она отступит при его приближении, но она этого не сделала, оставаясь на месте и вызывающе вздернув подбородок.
— Ты спрашиваешь о себе или о смертных, которых, как утверждаешь, защищаешь?
— Как утверждаю?
И снова этот огонек в ее глазах дрогнул, и Аиду захотелось
Да, моя королева. Позволь мне разжечь этот огонь, пробудить твою силу.
— Ты заинтересовалась моими деловыми сделками только после того, как заключила со мной контракт, — указал Аид. Это было правдой. Начала бы она эту охоту на ведьм, если бы он позволил ей покинуть свой клуб без метки?
— Деловые сделки? Так ты называешь умышленное введением меня в заблуждение?
— Всё-таки, это касается тебя.
— То, что ты сделал, несправедливо — не только по отношению ко мне, но и ко всем смертным…
— Я не хочу говорить о смертных. Я хотел бы поговорить о тебе.
Аид наклонился ближе, направляя Персефону к книжному шкафу. Его руки обхватили ее, по одной по обе стороны от ее лица.
— Почему ты пригласила меня за свой столик?
Персефона отвела взгляд, и глаза Аида опустились на ее шею, когда она сглотнула.
— Ты сказал, что научишь меня.
Она прошептала эти слова, и они пробежали по его спине, заставляя его дрожать, заставляя его хотеть прижаться к ней, прижать ее мягкость к своим бедрам.
— Научу тебя чему, Богиня?
Его губы опустились к ее коже, и он коснулся колонны ее шеи. Он почувствовал, как она задрожала, когда он прошептал слова у ее кожи.
— Чему же ты на самом деле хотела научиться?
— Картам.
Слово прозвучало с придыханием, и воздух между ними был густым, осязаемой тяжестью, полной эротических мыслей и фантазий. Ее голова откинулась назад, опираясь на книжный шкаф, а руки вцепились в полки, как будто она боролась со своими собственными инстинктами и голосом в голове, который приказывал ей тоже прикоснуться к нему.
Его губы исследовали ее, и когда он запечатлел поцелуй на ее груди, он поднял глаза.
— Что еще?
Тогда она встретила его пристальный взгляд, глаза были огненно-яркими, требовательными. Их губы коснулись губ друг друга, когда они делили дыхание.
— Скажи мне, — взмолился Аид.
Скажи мне, что ты хочешь меня, подумал он, и я возьму тебя сейчас. Он поднимал ее на руки, раздвигал ее ноги и устраивался между ними. Трение высвободило бы их страсть, потрясло бы землю и повернуло реки вспять. Это положило бы конец мирам и возродило их.
Это изменило бы все.
Он ждал, и ее глаза закрылись, когда ее губы приоткрылись, приглашая его к себе. Она сделала вдох, ее грудь поднималась и опускалась напротив его собственной. Он наклонился, готовый завладеть ее ртом, когда она признает правду. Скажи мне, что ты желаешь меня.
— Просто карты.
Он молниеносно отстранился, несмотря на свое неистовое желание, и попытался скрыть свое разочарование ее ответом. Это потребовало некоторого усилия, и его пальцы сжались в кулаки, ногти вонзились в ладони. Боль облегчила задачу, помогла ему сосредоточиться на чем-то другом, кроме своего твердого как сталь члена.