Игра судьбы

Сент-Клэр Скарлетт

— И как бы ты хотела доставить мне удовольствие? — спросил он.

Ее ответом было обхватить руками его член, проведя большим пальцем по его чувствительной головке, и опуститься на колени.

— Персефона.

Ее имя было шершавым на его языке, и он не был уверен, почему произнес его — как предупреждение или в молитве. В любом случае, он не чувствовал себя полностью готовым к ее рту, даже зная, каких ощущений она добилась от него прошлой ночью. Это было как-то по-другому. Это был выбор, сделанный при дневном свете, выбор, который не был вызван

отчаянием или придан смелости вином. Ее рот был теплым, язык дразнящим, горло глубоким. Он схватил ее за голову и толкался в нее, пока не кончил, и наслаждался видом того, как она вылизывает его дочиста.

Они закончили принимать душ и начали одеваться, когда Персефона повернулась к нему, прижимая красный шелк своего платья к груди.

— У тебя…есть что-нибудь, что я могу надеть?

Он окинул ее оценивающим взглядом и ответил:

— То, что на тебе, просто замечательно.

Взгляд, который она бросила, был вызовом.

— Ты бы предпочел, чтобы я бродила по твоему дворцу голой? Перед Гермесом и Хароном…

Он действительно предпочел бы не проводить день, выколачивая глаза.

— Если чего… — сказал он и телепортировался в единственное место, где он мог найти платье — коттедж Гекаты. Когда он пришел, богиня сидела за своим столом, разложив перед собой колоду карт. Она не смотрела на Аида, когда проговорила:

— На кровати.

Он обернулся и увидел ожидающий его зелёный пеплос. Он собрал ткань и повернулся к Гекате.

— Я говорил тебе, что ты лучшая?

— Я запишу дату и время, — сказала она. — И буду напоминать тебе при каждом удобном случае.

Аид усмехнулся и ушел, вернувшись к Персефоне.

— Ты позволишь мне одеть тебя?

Она уставилась на пеплос, а затем на него. Отчасти он попросил об этом потому, что не был уверен, как часто она его надевала, и завернуть его могло оказаться непросто, но это также был предлог прикоснуться к ней. Через мгновение она сглотнула и кивнула, и Аид подумал, что так же сильно, как он переживал последние несколько часов своей жизни, она тоже переживала.

Он принялся за работу, проделывая медленный, утомительный процесс, оборачивая его вокруг ее грудей, через каждое плечо. Она держала ткань, пока он закреплял, и он покрывал поцелуями ее плечо, шею и подбородок. Когда он начал завязать ей пояс, его рот накрыл ее рот, и он провел несколько минут, целуя ее, его язык томно скользил по ее губам.

Наконец, он отстранился, переплел свои пальцы с ее, и повел ее в обеденный зал. Это была комната, которой он редко пользовался, за исключением очень редких случаев, когда он принимал кого-то из Божественных в своем царстве. Тем не менее, зал производил впечатление инкрустированными бриллиантами люстрами, золотыми обеденными стульями и банкетным столом черного дерева, вырезанным из обсидиана, добытого в Подземном мире.

— Ты действительно здесь ешь? — спросила Персефона. Он не мог определить тон ее голоса, но у него возникло ощущение, что она считает это таким же вычурным, как и он. Тем не менее, Аид знал,

что значит соревноваться с богами, и, хотя он ненавидел это, он не был выше — или ниже — иллюстрируя свое богатство и власть.

Аид улыбнулся ей.

— Да, но не часто. Обычно я беру свой завтрак с собой.

Как только они уселись, его поданные поспешили в комнату, принеся подносы с фруктами, мясом, сыром и хлебом. Минфа последовала за ним. Для Аида было невозможно проигнорировать отчетливый стук ее каблуков по мраморному полу. Он не смотрел на нимфу, когда она приблизилась, или когда она заняла место между ним и Персефоной. Он мог чувствовать ее осуждение и ее гнев, без сомнения, после слухов, как он отнес Персефону в свои покои прошлой ночью.

— Милорд. У вас сегодня плотный график.

— Ясное утро.

— Уже одиннадцать.

Ее голос был напряженным, выдавая ее разочарование.

По правде, в этот самый момент ему было наплевать и на время, ни на свои обязательства. Он только что увидел, как воплотились в жизнь мучительные фантазии, накопившиеся за месяцы. Это было на следующее утро, и какое это было уже утро. Он собирался наслаждаться этим; он упивался бы этим, как давным-давно упивался войной.

Он сосредоточился на Персефоне и, наполняя свою тарелку, спросил:

— Ты не голодна, дорогая?

— Нет.

Она смущенно посмотрела на него.

— Я… обычно пью кофе только на завтрак.

Почему-то это его не удивило. Он подумал о том, чтобы прокомментировать питание, о том, как ей понадобится энергия после их ночи, но решил не делать этого. Вместо этого он предложил ей чашку кофе.

— Сливки? Сахар?

— Сливки, — ответила она с улыбкой, от которой ему захотелось подарить ей солнце и луну.

— Спасибо.

— Какие у тебя планы на сегодня? — спросил он, отправляя в рот кусочек сыра.

Мгновение она молчала, угрюмо глядя на Минфу, но по мере того, как молчание затягивалось, ее глаза расширились, когда она поняла, что он обращается к ней.

— О, мне нужно написать…

Она резко остановилась.

— Твою статью?

Он старался, чтобы горечь не просочилась в его голос, но это было трудно. Он не мог отрицать, что почувствовал легкое предательство при мысли о том, что она продолжит писать, даже после той ночи, которую они провели вместе.

— Я скоро приду, Минфа, — сказал он, отпуская ее, но когда нимфа начала колебаться, он сказал твердо. — Оставь нас.

— Как пожелаете, милорд.

Минфа поклонилась и практически выпорхнула из столовой. Он чуть не набросился на нее, но остановил себя, подумав: «Одна битва за раз».

— Итак, ты продолжишь писать о моих недостатках? — спросил он, как только они остались одни.

— Я не знаю, что я собираюсь написать на этот раз, — призналась она. — Я…

— Ты что?

Он не хотел огрызаться, но не смог скрыть своего разочарования по этому поводу, и Персефона сузила глаза.

— Я надеялась, что смогу взять интервью у нескольких твоих душ.