Игра теней (Черный отряд - 4)

Кук Глен

– Они были убиты другим Взятым и членами Круга. А это совсем не то, что, например, тобой, бесталанным.

Он имел в виду отсутствие колдовских способностей.

– Знаю... Те, кто считается их победителями, действительно могли сделать это. Потому только и могу еще думать о чем-то другом.

Одноглазый тупо уперся взглядом в землю. Когда-то здесь стоял крест с распятой на нем форвалакой. Через некоторое время он зябко поежился, и мысли его обратились к настоящему.

– Ладно. Теперь это уже неважно. Было это, если и недалеко, то давно...

А мы, если нам удастся выбраться отсюда, будем очень далеко.

Он сдвинул свою черную мягкую шляпу на глаза, чтобы не мешало солнце, и поднял глаза на Башню. За нами наблюдали.

– С чего это она желает идти с нами? Вот что не дает мне покоя. Ей-то это зачем?
– С этими словами он как-то странно поглядел на меня, затем, сдвинув шляпу на затылок и уперши руки в бока, продолжал: - Знаешь, Костоправ, иногда смотрю на тебя и глазам своим не верю. Какого черта ты здесь ее дожидаешься, когда мы могли быть уже далеко отсюда?

Хорош был вопрос. Сколько думал над этим - стесняюсь как-то отвечать на него.

– Ну, пожалуй, она мне вроде как нравится. Я считаю, она заслуживает некоторой толики обыкновенной жизни. Да она, в общем-то, ничего. Правда.

Одноглазый, выдав мимолетную дурацкую усмешку, отвернулся к ничем не отмеченной могиле.

– Да, Костоправ, с тобой не соскучишься. Смотреть, как ты тут колбасишься, само по себе поучительно. Так скоро мы сможем отправляться? Мне здесь совсем не нравится.

– Не знаю. Этак еще через несколько дней. Ей прежде надо кое-что утрясти.

– Это ты так...

Тут я, боюсь, рыкнул на него:

– Когда будем отправляться - я тебя извещу!

***

Однако это самое "когда" все не наступало. Дни шли, а Госпожа никак не могла выпутаться из паутины административных забот.

Затем - в ответ на эдикты Башни - повалили вести из провинций. И каждая требовала первоочередного разбора.

Словом, мы провели в этом ужасном месте целые две недели.

– Костоправ, да вытащи же нас отсюда!
– потребовал Одноглазый.
– Нервы больше не выдерживают!

– Но пойми, у нее ведь дела...

– У нас тоже дела, ты сам говорил. Кто сказал, что наше дело - ждать, пока она со своими разделается?

Тут на меня наехал Гоблин. Обеими ногами.

– Костоправ, мы двадцать лет уже терпим твои завихи!
– заорал он. Потому, что было интересно! Когда становилось скучно, было над кем поиздеваться! Но смерти своей я не желаю, это я распроабсолютнейше точно тебе говорю! Если даже она нас всех в маршалы произведет!

Я подавил вспышку гнева. Конечно, сдержаться было тяжело, но Гоблин был совершенно прав. Зачем торчать здесь, подвергая людей величайшему риску? Чем дольше мы ждем, тем больше вероятности, что что-нибудь сквасится. Нам достаточно хлопот со Стражей Башни, весьма обиженной нашей близостью к хозяйке после того, как мы столько лет воевали против нее.

– Мы выходим завтра утром, - сказал я.
– Извините, ребята. Я - не просто предоставленный сам себе Костоправ, а человек, выбранный вами главным. Простите,

что я забыл об этом.

Ай да Капитан! Одноглазый с Гоблином были полностью сконфужены. А я усмехнулся:

– Так что - пакуйтесь и увязывайтесь! Выезжаем с рассветом.

***

Она разбудила меня среди ночи. Я было даже подумал...

Затем я увидел ее лицо. Она все слышала.

Она упрашивала меня остаться еще - всего лишь на денек! Самое большее, на два. Ей ведь не больше нашего нравится пребывать здесь, в окружении всего того, что потеряла, что теперь терзает ее самолюбие. Она хочет уехать отсюда, с нами, со мной, с единственным другом всей ее жизни...

Мое сердце рвалось на куски.

На бумаге все это выглядит - глупее некуда, но что сказано, то сказано. Я даже гордился собой. Я не поддался ни на дюйм.

– Всему этому не будет конца, - сказал я.
– Всегда будет оставаться еще одно дело, которое надо закончить. Пока мы ждем, Хатовар не становится ближе. Приближается только смерть. Да, ты дорога мне. Я не хочу уезжать... Но смерть здесь прячется за каждым углом, в каждой Тени. Она вписана в сердце каждого, кто обижен и возмущен моей близостью к тебе. А в Империи оно всегда так, и за последние дни множество старых имперцев получили повод для глубочайшей ненависти ко мне.

– Ты обещал мне ужин в Садах Опала. Да я тебе все, что хочешь, пообещаю, сказало мое сердце. А вслух я отвечал:

– Я и не отказываюсь. Обещание в силе.
– Однако я должен вывести отсюда ребят.

Я впал в задумчивость, а она, кажется, начала нервничать, что ей обычно не свойственно. В глазах ее после отказа заплясали искорки - она явно что-то замышляла. Мной тоже можно управлять, и оба мы это понимали. Но она никогда не действовала личными путями в делах политических. По крайней мере, со мной.

Я думаю, каждый когда-нибудь находит человека, с которым он может быть совершенно честен, чье доброе мнение заменяет мнение всего мира. И это доброе мнение становится важнее всех подлых, скользких замыслов, алчности, похоти, самовозвеличения - всего, что мы творим втихаря, тем временем убеждая мир в том, что мы - всего лишь простые, душевные люди. Так вот, я был ее объектом честности, а она - моим.

Одно лишь мы скрывали друг от друга - и только из-за боязни: а вдруг оно, будучи раскрытым, изменит все остальное и, быть может, вдребезги разобьет откровенность во всем остальном.

Да бывают ли любящие когда-нибудь до конца честны?

– По моим прикидкам, мы доберемся до Опала недели за три. Еще неделя, чтобы подыскать достойного доверия корабельщика и заставить Одноглазого согласиться пересечь Море Мук. Значит, через двадцать пять дней, считая от сегодняшнего, я буду в Садах. И закажу ужин в Камелиевом Гроте.

Я погладил шишку совсем рядом с сердцем. Шишка представляла собою прекрасно выделанный кожаный бумажник, в коем содержались грамоты, удостоверяющие, что я, генерал вооруженных сил Империи, являюсь полномочным легатом, подчиненным лично Госпоже.