Игра теней

Катериничев Петр Владимирович

Бизнес-колледжи вообще занимаются туфтой, ибо не преподают основной предмет по специальности: «людоведение и душелюбство».

Осталось… Осталось проще простого: иняз. Пять языков знать куда лучше, чем ни одного, и времени на дурость останется меньше. Туда я девчонку и определил. Тем более Круз после соответствующей проверки подтвердил полную достоверность ее рассказа и даже выписал мне на листочек адресок мамашки… На мой укоризненный взгляд — «не доверяешь интуиции старого парикмахера?» — развел руками: работа, дескать, такая…

В интернате-лицее

для девиц с иноземным уклоном старая дева-директриса рассматривала меня так, будто я лично и непосредственно виноват в ее несложившейся семейной жизни. Потом прочла мораль-наставление о переходном возрасте у девочек-подростков. Потом затребовала всяческие справки. К этому я был готов и соответственно обзавелся: Аля прошла медкомиссию чуть не в центре подготовки космонавтов, разложила на молекулы тестовый программный спецопросник, достаточный для определения профпригодности нелегала после пяти лет работы, и заодно прослушала мой личный курс лекций о вреде никотина для кроликов и лошадей. Кроме упомянутых, имелись и соответствующие рекомендации, и, естественно, направление Брянского облоно… Последние бумажки, как и та, что я прихожусь даровитому ребенку родным дядей, были чистой липой. Зато, сработанные настоящим профессионалом, они выглядели куда убедительнее подлинных.

Вопрос оплаты обучения и содержания институтки «Континенталь» решил по безналу, но, поскольку старая перечница закатила мне двухчасовую лекцию о трудностях подросткового возраста у девочек и прекращать ее в ближайшие часы явно не собиралась, я решил, что помощь нужна именно ей. А посему достал, как это принято у нас, конвертик, положил на край стола и сказал, как это принято у них: оревуар…

Дама, как это принято у нас, конверт по близорукости не заметила, смахнула куда-то в бумаги и заверила, что обучение состоится.

Расстались довольные друг другом.

Слава Богу, не в Америке живем!

Неприятности начались через две недели. Все это время Аля жила у меня, читала книжки и набиралась сил — перед рывком к прогрессу посредством учебы. Тем более были каникулы.

Меня встретили на подходе к дому. Два дюжих молодца не самой аристократичной наружности. Чуть поодаль стоял потрепанный стодевяностый «мерс»… Такой «корабль» говорит знающему человеку одно: перед тобой явно не самые преуспевающие «матросы удачи» российского криминального мира. Обратились ко мне популярно и без витиеватостей:

— Командир… Отойдем-ка… Разговор есть. Ну, разговор так разговор.

— Отошли.

— Как девочка?

— Девочка?

— Ага. Лиса.

— Здорова.

— И ты себя хорошо чувствуешь?..

— Замечательно. Вообще-то я спортсмен.

— Да хоть вафлер, нам-то что… Ты хочешь себя хорошо чувствовать и дальше?

— Обязательно. У меня блестящее будущее.

— Это ты пока так думаешь… Фраерок… За удовольствия надо платить.

— Кто бы спорил! Бесплатных пирожных не бывает.

— Приятно иметь дело с культурным малым. Десять штук.

— Десять штук — чего?

— Пельменей. Из зеленого

теста. Трахаешь малолетку, а это беспредел. Вот братан ее — претензии имеет…

— На десять «кусков»?

— Ага.

— Это недорого. Хотя, если прикинуть мои финансы… То пять штук — в самый раз.

— Да ты оборзел… За такую письку — пять штук?.. Ты прикинь, фраерок, ведь и под беспределом, и под статьей танцуешь… А статья-то — тьфу, гнилая…

— Беспонтовый косяк… — соглашаюсь я.

— Ну… Пыхаешь?

— Дышу… Носом.

— А-а-а… «Снежок»…

— Метелица…

— Кончай базлать. Договорим конкретно и…

— По понятиям…

— Ну…

Нет. Я не оборзел. Я взбешен. И сейчас просто пережидаю, пока горячий, как накат хмеля, гнев остынет, осядет, успокоится, превратится в холодную, словно иголочки льда, расчетливую ярость. Потом… Потом, я знаю, придет грусть…

Вот тогда я бью.

О чем торгуются эти молодые здоровые парнишки?

О том, за сколько продать человека.

Ну, блин… Легким поучительным кровопусканием их утомленную психику не исправить.

— Ну ты, баран… — один из братанков чувствительно пихает меня в селезенку, — ты что, задницей слушаешь?..

Неаккуратно он ручонку-то растопырил… И перстней не видать, чтобы так вот опрометчиво — «…и пальцы веером…».

Хлопчик впечатывается мордой в асфальт, и только поэтому молчит. Хотя хруст переломленной в локте руки слышен вполне…

Второго подсекаю и методично прикладываю мордой лица об уголок бордюра, пока не получается однородная невнятного цвета масса. Сидящий за рулем худощавый заводит мотор и пытается скрыться с места происшествия, оставив «группу товарищей», как у них принято, в беде. Хотя… Беда их постигла не при встрече со мной, а много раньше — когда они решили жить легко и красиво и поговорку о бесплатном сыре не относить на свой счет… По счетам нужно платить. Всегда.

Ударом ноги крошу ветровое стекло, командую водителю:

— Вылезай!

— Да я не с ними, просто… — лепечет худощавый, но из бибики выбирается.

— Загружай.

— Ч-ч-то?

— Свинину загружай. Да пошустрее.

Малый кое-как справляется. Страх погоняет. Вынимаю из бумажника визитку. На случай, если молодым людям захочется продлить столь приятное знакомство. То, что они знают мое имя и адрес, я уже понял. Осталось выяснить — откуда.

Документов у незадачливых вымогателей никаких; забираю техпаспорт на машину и права у худощавого. Сову эту нужно прояснить.

— Откеле будете, землячки…

— Да я просто шофер…

— А я просто киллер. Похож?

— Кто на что учился…

— По чьей наводке накат?

— Гнедой решил.

— Кто есть Гнедой?

— Ну, которого вы об бордюр…

— «Диких» в Москве давно нет. Чьи ребята?

— Мы на обеспечении, по марафету… А девчонка эта, Лиса по хазам приблудилась, вот Гнедой ее ил к делу пристроить… А тут она слиняла… А сегодня Гнедой узнал, что она у вас… Ну и сказал: выставим лоха, хуже не будет.