Игра в безумие (сборник)
Шрифт:
Памела
: - Помню.
Дракула
: - Скажи мне, в чем главная, самая прекрасная мечта?
Памела
: - Откуда я знаю… Чтобы могла пойти на осенний показ мод Ива Сен-Лорана и могла заказать любое платье, которое захочу. Переспать на яхте с мужчиной, который окажется миллионером и подарит мне потом эту яхту.
Дракула
: -
Памела
: - Я бы лучше соображала, если бы вы развязали меня.
Дракула
: - И ничего больше, ничего выше?
Памела
: - Не знаю, что вы хотите от меня услышать.
Дракула
: - Дело не в том, что мы хотим от тебя услышать, а в том, что ты хочешь сказать. Я тебе кое-что открою. Я - граф Дракула. А она - Бонни Паркер.
Памела
: - Вы ненормальные. (Вопль.) Что она делает, пусть оставит меня в покое! О-о-о!
Бонни
: - Бонни любит кровь, понятно? Кровь ее волнует. Я поцелую ее, эту ужасную рану.
Памела
: - Убирайся. Пожалуйста, пусть она меня не трогает.
Дракула
: - Оставь ее.
Бонни
: - Тогда зачем мы здесь?
Дракула
: - Нет, нет. Памела, ты не понимаешь, что означает болевой предел? Его испытывают атлеты, и те, кто в состоянии его преодолеть, приходят в мир, где боль не существует. Разве это только представление, что можно одолеть боль? Ведь атлеты превращают это представление в действительность. Вот и мы пытается сделать то же. Когда боль становится наслаждением и наслаждение - болью? Принимай это все как игру, а себя представляй игроком.
Памела
: - О Господи Боже, спаси меня! (Шум; со связанными ногами она пыталась добраться к дверям, грохот падения).
Дракула
: - Ну, ты уже понимаешь? Я твой господин. Я приказываю, ты должна подчиняться.
Памела
: - Только потому, что ты мне связал ноги, мерзавец.
Дракула
: - Детали не важны, важен сам факт. Тебе достаточно представить себя рабыней…
Бонни
: - Ну хватит. Давай что-то делать.
Дракула
: -
Последние слова я произнес размеренно, как добрый господин своему слуге. Ответом мне был поток мерзких оскорблений, которые я приводить не буду. Вообще не буду. То, что происходило потом, меня возбуждало и отталкивало, но я был разочарован. Игра должна была быть Вещью в себе, некоей самоценной действительностью. Но не вышло…
Примечание.
Я уже писал, что в том, что мы делали, был и секс, но его из Игры следует исключить. Что мы с ней проделывали в этом случае? Не помню.
Магнитофон. Вот в чем ошибка. Правда, Бонни так не думает, непрерывно слушает ленту и млеет от удовольствия. Но больше я не позволю. Меня пугает то, что звучит с ленты. Это не та правда, которой я ожидал.
Бонни. Как она кровожадна. Мои цели - чистота души, идеальные связи, ее - резать и истязать. Когда-то и я хотел того же? Да, но я хотел большего. Бонни ищет только удовлетворения для себя, а не идеальную Игру. Это недопустимо. С этим нужно кончать.
Вчера вечером она смеялась надо мной, спрашивая, почему Дракула забыл свою роль вампира. Но меня волнует Игра, ее абстрактное совершенство. Я не люблю запаха крови.
Все это я пишу на другой день, в субботу, в состоянии глубокой депрессии. Не уверен в своих идеях и желаниях, и не знаю, стоит ли продолжать. То, что я совершил, - зло с обычной точки зрения. Но какие критерии здесь нужны? Мэтр говорит: «Все «дурные» поступки вызваны чувством самосохранения, или, еще точнее, ожиданием удовольствия и стремлением избежать наказания, боли; и такие мотивы не могут считаться злом».
Или он же об одиноком существе, что скрывает свои мысли и живет в норе своего воображения: «Время от времени он мстит за то, что вынужден скрывать свои чувства, за свою вынужденную изоляцию. И выходит из своей норы, ужасный с виду, и слова его и дела вдруг взорвутся во всю мочь и, возможно, погубят его самого. Так же живу и я…»
Я - этот одинокий скрытный человек, я - Фридрих Ницше. А вы там, снаружи, вы все остальные, не скрываетесь ли и вы в своих норах?
Глава XXI
КОНЕЦ ПЯТНИЦЫ
В двенадцатом часу кто-то позвонил в дверь. Нора взглянула на мужа.
– Это он.
Бригадный генерал решал кроссворд в «Таймс». В ответ на ее слова вяло взмахнул рукой, словно это могло выключить звонок.
– Наверняка хочет устроить скандал. Ты должен от него как-нибудь избавиться.
– Не знаю…
– Чарлз, но неужели должна идти я?
Снова задребезжал звонок.
– Не знаю, что мне ему сказать…
– Да просто пошли его прочь.
Под дверью стоял Поль Вэйн.
– Надо же, - с наигранным удивлением произнес генерал. - Это ты, Поль…
Зять насупился.
– Как там погода? - Генерал вышел на крыльцо, взглянул на звезды. - Дивная ночь. Как дела, Поль, дорогой?