Игра в безумие. Прощай, сестра. Изверг

Макбейн Эд

— Нужно выяснить некоторые вопросы. Полагает, что в участке это сделать проще. Я с машиной.

Плендер наблюдал за Вэйном, который поднял руку к горлу, словно его душил воротник, но не возмутился и не протестовал.

Поль Вэйн был в полиции только раз, когда у него из машины украли приемник. Его удивило, как непринужденно там все себя ведут, мужчины болтали и шутили, словно в клубе. Когда он входил, дежурный сержант обратился к старухе с кошелкой:

— Ты опять здесь, бабка? За что на этот

раз?

Ответ старухи перекрыл всеобщий хохот, к которому присоединилась и она сама.

— За что ее?

— За кражу в супермаркете. Одна из наших постоянных клиенток.

Свернули направо. «Точно как у нас в конторе», — мельком подумал Поль. Потом Плендер постучал в какую-то дверь, и они вошли в комнату, где стоял стол, зеленые шкафы с картотеками, а на серых стенах — фото полицейских спортсменов. Хэзлтон поднялся из-за стола. Лицо его лоснилось, рука была твердой и теплой.

— Мило с вашей стороны, что пришли. Мы подумали, будет лучше, если кое-что выясним в участке.

Поль, оглядев голую, неуютную комнату, подумал, что же можно выяснить в таком месте. Как могут люди, работающие здесь, понять мотивы своих ближних?

— Это суперинтендант Полинг.

Седовласый мужчина с тонкими чертами лица, надув губы, не подал Полю руки, только кивнул. Сидел в стороне, почти за спиной Хэзлтона, и казался нейтральным наблюдателем. Оба выжидательно взглянули на Поля. Тот чувствовал, что ему нужно что-то сказать.

— Полагаю, речь пойдет о той пишущей машинке.

— Машинка… да, с нее начнем, — охотно согласился Хэзлтон. — Мы хотели бы услышать от вас все, что знаете. Будьте добры повторить то, что рассказали мне вчера вечером, и добавьте все, что помните. Не спешите.

Плендер, сидевший у дверей, достал блокнот. Поль Вэйн говорил спокойно. Когда закончил, Хэзлтон покачал головой.

— Все это мы уже слышали.

— Больше мне нечего сказать.

— Вот фотокопия письма, отпечатанного на вашей машинке. Вам это ни о чем не говорит?

Поль начал читать.

— Это адресовано не Луизе Олбрайт.

— Я не говорил, что ей. Это письмо, адресованное исчезнувшей француженке.

— Возможно, это вообще не связано с тем случаем.

— Я и не говорил, что связано. Только спросил: ни о чем вам это не говорит?

— Совершенно ни о чем.

— А имя Абель? Вы знаете кого-нибудь по имени Абель? Вам оно никого не напоминает?

— Только что это скорее французское имя, чем английское. И эта девушка была француженкой. Помню одного французского киноактера, которого звали Абель Ганс.

— Но как же Абель, француз он или англичанин, добрался до вашей машинки?

— Я же сказал вам, что не имею понятия. Могу только предположить, что это случилось, когда машинка оставалась в доме без надзора, до того, как мы переехали.

— Но,

мистер Вэйн… — Хэзлтон резко сменил тон, теперь в нем звучало насмешливое недоверие. Он выглядел как бульдог, готовый наброситься на жертву. — Вы хотите нас убедить, что кто-то, осматривая дом, чисто случайно увидел вашу машинку и подумал — вот счастливый случай, сяду-ка я и напечатаю письмо на том листе бумаги, который чисто случайно оказался у меня в кармане? Вы в этом хотите нас убедить? Для меня это звучит как нонсенс.

Вэйн казался потрясенным, но не испуганным.

— Я ни в чем не хочу вас убедить. Говорю же, не могу объяснить.

Старший инспектор ткнул в него длинным костлявым пальцем.

— Вместо этой ерунды попробуйте вот как. Это ваша машинка. Письмо напечатали вы. Хотели избавиться от машинки, воспользовались случаем и отдали ее дочери…

— Приемной дочери.

— Не перебивайте меня! — Казалось, он понемногу закипает. — Потом вы познакомились с этой девушкой, и что дальше? Ведь это не первое письмо от Абеля, не так ли? Что, если сообщу вам, что у нас есть еще письма, отпечатанные на той же вашей машинке, что бы вы на это сказали?

Голос Вэйна остался спокойным. Ему даже удалось улыбнуться.

— Сказал бы, что вашу француженку я никогда в жизни не видел и что, будь у вас еще письма, вы показали бы мне их фотокопии. И помните, инспектор, что я привык говорить с людьми. Вижу, когда кто-то блефует и пытается меня испугать. Это глупо. И, если позволите, старомодно.

Хэзлтон откинулся на спинку кресла так, что оно затрещало. Полинг своим тихим голосом перенял инициативу:

— Мистер Вэйн, когда вас посетил сержант Плендер… вы помните?

— Разумеется.

— Ваша жена сказала, что вы интересуетесь молоденькими девушками. Что она имела в виду?

— Ничего. — По лицу его скользнула усмешка, и тут же погасла, как огонь маяка.

— Она сказала это, потому что знала о Монике Фаулер? — Полинг ждал реакции на свой вопрос. Вэйну он был неприятен, но он был информирован и готов к нему.

— Да, она знает о Монике Фаулер.

— Ей было тринадцать.

— Ну и что?

— У вас были половые отношения?

— Нет. Я любил ее как… вроде как дядюшка.

Хэзлтон фыркнул. Полинг укоризненно покосился на него.

— Меня обвинили во всевозможных непристойностях. Я ничего не совершил, но был настолько глуп, что дал им какие-то деньги.

— Двести фунтов за молчание. Знаю, вы не согласны, но это было за молчание.

— Ну, если вы так называете…

— А как это называете вы? — холодно спросил Полинг. — Вас хотели обвинить в аморальном поведении. Но вы заплатили, и все было забыто.

— Меня никогда бы не обвинили. — Вэйн побледнел.