Игра в цивилизацию: Фантастические рассказы
Шрифт:
Когда в основу сновидения вместо фантазий и желаний клиента заложена логика, оно начинает развиваться по собственным законам. Некоторые факторы намеренно задаются искаженными — и развитие цивилизации идет своей дорогой, не обязательно правильной, но почти всегда неожиданной. Если сновидение изначально лишено логической основы, получается просто бесформенная каша. Но если ввести в основу логику, она подчиняет себе фантазию и формирует структуру сновидения по-своему. В результате изучения логических сновидений мы пришли к выводу, что они точно отражают гипотетическую реальность. В них появляются какие-то неожиданные тенденции, вызываемые к жизни обстоятельствами и фактами, которых мы
В глубине души у Фарриса давно уже гнездился страх. Сколько человек за семь веков терзалось подобными страхами: «А не выдумка ли все это? Или сновидения вполне реальны? А если реальны, то кто их создал? Мы? Или они существуют сами по себе, а мы лишь попадаем в них?»
— Но откуда вы знаете, что происходит в сновидениях? — спросил Блейн,— Спящие вам рассказывать не станут, а если и станут, вы же им не поверите...
— Тут все просто,— рассмеялся Фаррис.— У нас есть шлемы с двусторонней связью. Загрузка длится недолго: схемы, факторы, нечто вроде завязки, а потом мы отключаемся и сновидение развивается само по себе. Но у нас есть и обратный канал, встроенный в шлем. Сновидение постоянно записывается на пленку. Мы изучаем его по мере поступления записей, и нам не нужно дожидаться пробуждения спящих. У нас горы пленок. Мы изучили миллионы факторов, определяющих развитие тысяч различных цивилизаций. В наших руках история — та, которой не было, та, которая могла бы быть и, возможно, та, что еще наступит.
«Только мы обладаем реальным оружием для захвата власти». Так сказал Фаррис. Да, оружие у Сновидений есть — тьмы и тьмы пленок, полученных за семь веков. Миллиарды часов человеческого опыта — опыта очевидцев, накопленного в других цивилизациях. Некоторые из них, возможно, совершенно утопичны, зато другие были на волосок от реальности, и, вероятно, многие могут быть сознательно воплощены в жизнь.
Благодаря пленкам познания гильдии значительно превосходят реальный человеческий опыт. Сновидения заграбастали себе все козыри, какую область ни возьми — будь то экономика, политика, социология, философия или психология. Гильдия может пустить людям пыль в глаза экономическими трюками; может заставить общество поднять кверху лапки с помощью политических теорий; может использовать психологические меры воздействия, перед которыми окажутся бессильны все прочие профсоюзы.
Годами Сновидения играли в простодушных скромников, сидели в углу, смиренно сложив на коленях ладошки. Тихие, спокойные. И непрерывно оттачивали свое оружие, готовясь пустить его в ход в нужную минуту. .
«И еще — преданность,— подумал Блейн,— Обычная человеческая преданность. Удовлетворение от сознания отлично выполненной работы. Радостное служение, гордость своими достижениями, дружеская атмосфера в Центре...»
Год за годом наматывались пленки с обратной записью, год за годом мужчины и женщины, доверчиво вверявшие гильдии свои заветные мечты о сказочных мирах, влачили жалкое существование в сновидениях, подчиненных фантастической, но жесткой логике.
Голос Фарриса все журчал и журчал. Блейн наконец прислушался:
— ...Гиси предал нас. Он хотел назначить начальником Архива человека, который разделял бы его взгляды. И он выбрал тебя, Блейн. Из всех кандидатов он выбрал тебя! — Фаррис оглушительно расхохотался.— Знал бы он, черт побери, как он ошибся!
— Да уж,— согласился Блейн.
— Поэтому нам пришлось убрать его: чтобы не допустить твоего назначения. Но ты переиграл нас, Блейн. Котелок у тебя варит что надо. Но как ты догадался? Как сообразил, что надо делать?
— Это не так уж важно.
— Выбор
— У вас, насколько я понимаю, с этим все в ажуре.
Фаррис кивнул:
— Я разговаривал с Эндрюсом. Он поддержит нас. Конечно, он не в восторге от наших планов, но у него нет другого выхода.
— Вы сильно рискуете, Фаррис, делясь со мной всеми подробностями.
— Какой к черту риск! Ты теперь наш, куда ты денешься? Стоит тебе только пикнуть — и ты погубишь свою любимую гильдию; впрочем, мы и не дадим тебе пикнуть. Отныне, Блейн, ты будешь жить под дулом пистолета. За тобой непрерывно будет вестись наблюдение. Так что лучше не делай глупостей. К тому же ты мне нравишься, Блейн. Мне нравится твой стиль. Твоя версия о Просвещении — это ж гениальная находка! Пока ты на нашей стороне, тебе ничего не грозит. Да тебе и уйти-то некуда, ты увяз по самую макушку. Как-никак, ты теперь начальник Архива, ты отвечаешь за все сновидения, это тебе не шуточки... Давай-ка, допивай свой стакан.
— Я и забыл о нем,— сказал Блейн.
И выплеснул остаток виски Фаррису в лицо. Не прерывая движения руки, разжал пальцы. Бокал упал на пол. Ладонь Блейна уже сжимала горлышко бутылки.
Пол Фаррис вскочил, яростно протирая руками глаза. Блейн встал одновременно с ним, замахнулся и обрушил бутылку на голову начальника Охраны. Фаррис свалился на ковер, по волосам зазмеились струйки крови.
Норман Блейн застыл в оцепенении. Комната и фигура на полу вдруг озарились в мозгу яркой моментальной вспышкой, обжигающе запечатлевая в памяти каждую деталь обстановки, каждую черточку распростертого на ковре тела. Блейн поднял руку и обнаружил, что все еще держит горлышко бутылки с отбитыми острыми краями. Он запустил им в стену и, согнувшись, бросился к окну, ощущая спиной неизбежную пулю. Прыгнул, на ходу сгруппировавшись, защищая руками лицо. Пробил своим телом стекло, услышал треск и хруст осколков и почувствовал, что летит.
Он приземлился на гравиевой дорожке и покатился вперед, пока его не остановил густой кустарник. Тогда он разжал руки и быстро пополз к стене. Но стена гладкая — это он помнил,— на такую не заберешься. Гладкая, высокая и только одни ворота. Его поймают и убьют. Затравят, как зайца на охоте. У него нет ни единого шанса. И оружия тоже нет, а если бы и было, он не умеет с ним обращаться. Все, что ему остается,— прятаться и спасаться бегством. Но прятаться особенно некуда, да и бежать тоже. «И все равно я рад, что вмазал ему»,— подумал Блейн.
Он расквитался за позорный семивековой обман, за поруганную и оплеванную преданность. Конечно, удар его запоздал и ничего уже не изменит. Он так и останется символическим жестом, о котором никто не узнает, кроме Нормана Блейна.
Интересно, много ли весят в этом мире символические жесты?
Блейн услышал за спиной топот и крики. Погоня будет недолгой. Он съежился в кустах, пытаясь найти какой-то выход из положения, но гладкая отвесная стена заранее обрекала все попытки на неудачу.
Шипящий шепот раздался как раз от стены. Блейн вздрогнул и вжался в кусты еще глубже.
— Ш-ш-ш! — снова прошипел чей-то голос.
«Провокация! — подумал Блейн.— Они выманивают меня отсюда».
И тут же увидел веревку, свисающую со стены, освещенной светом из разбитого окна.
— Ш-ш-ш! — предостерег его голос.
Блейн рискнул. Метнулся из кустов через дорожку к стене. Веревка ему не привиделась, и она была закреплена. Подгоняемый отчаянием, Блейн вскарабкался по ней с обезьяньей ловкостью и схватился рукой за край стены. Злобно щелкнул выстрел. Пуля врезалась в стену и, отскочив, с визгом скрылась во тьме.