Игра в гестапо (Игра в гестапо - 2)

Гурский Лев Аркадьевич

Разглядев скальпели, Дмитрий Олегович замычал. Он сразу ощутил себя в роли собачки Муму, предназначенной для опытов: все понимает, а сказать ничего не может.

Под аккомпанемент курочкинского мычания доктор полюбовался тусклым блеском инструментов, а затем сказал своим фашистам:

– Ступайте погуляйте по подвалу, но особенно далеко не уходите. Вы еще понадобитесь.

Тот фашист, которого ранее зацепило по ноге железякой, осторожно поинтересовался:

– Мы все правильно сделали, герр доктор?

– Замечательно, -

рассеянно отозвался тот, не отводя взгляда от помертвевшего Курочкина.
– Сегодня же сдадите зачетки лаборанту кафедры, и, считайте, вся сессия у вас в кармане... Ну, идите-идите, пройдитесь!

Оба молодца в немецко-фашистской униформе счастливо заулыбались и разбрелись по мусорным катакомбам. Герр доктор остался с Дмитрием Олеговичем один на один.

– Господин Потапов, дорогой вы мой, - проговорила зловещая черепашка, пока замолчавший Курочкин все никак не мог оторвать глаз от инструментов.
– Поверьте, я не преувеличиваю: вы мне обошлись недешево. Поэтому, сами понимаете, вам придется окупить мои затраты... Нет, мычать не надо!

Курочкин, однако, больше не мычал, зато принялся энергично мотать головой в знак несогласия и непонимания. Возможно, мифический Потапов и мог окупить любые затраты и даже принести прибыль, но с Дмитрия Олеговича-то определенно брать было нечего, кроме стоптанных шлепанцев.

– Мы можем договориться и без ЭТОГО, - продолжил доктор, кивнув в сторону зажимов и скальпелей.
– Мне самому было бы гораздо проще. Я не хирург, в конце концов, у меня нет опыта.. Итак, где ОНА?

"Кто ОНА?
– мысленно простонал Курочкин, округляя глаза как только возможно.
– Что ОНА?!"

Вероятно, со стороны выпученные глаза Дмитрия Олеговича придавали его лицу выражение решимости и непреклонности, потому черепахообразный доктор сказал еще более мягко:

– Я понимаю, вы связаны словом. Я сам ценю людей, которые держат слово... Но нельзя же, извините, хранить верность покойникам!

Курочкин, который хранил верность исключительно своей живой Валентине, попытался больше не выпучивать глаза, но не был уверен, сильно ли изменится выражение его лица. Когда у человека во рту кляп, нечто героическое в его облике сохраняется даже вопреки его желанию.

– Да-да, покойникам, - повторил доктор.
– Ну, посудите сами! Сам Кондратьев скончался в тюремной больнице еще в семьдесят девятом. Шереметьев погиб на пересылке полгода спустя... Вы конечно, спросите: а Пушкарев? Да?..

Дмитрий Олегович сроду не знал никакого Пушкарева и, не выдержав, промычал об этом.

– ...И в этом-то будет ваша главная ошибка!
– с непонятным торжеством проговорил доктор.
– И ваша, и Кондратьева. Пушкарев за эти годы мог бы, конечно, додуматься до шифра и прийти к вам за НЕЙ... Кто бы мог подумать про перитонит во цвете лет? Ни он, ни вы... Вот уже три года у секрета нет наследников, нет! Отдайте ЕЕ мне!

После такого

страстного монолога Курочкин отдал бы доктору, не задумываясь, все, что он просит. Если бы он, разумеется, был искомым Потаповым. Однако на нет - и дуда нет.

– Вы мне не верите, - со вздохом сказал доктор, не дождавшись от Курочкина даже мычания или кивка.
– Вы думаете, что я блефую, что ничего не знаю... Хорошо, поставим вопрос прямо: где бутылка? Куда вы ее спрятали?

Набравшись сил, Дмитрий Олегович принялся отчаянно мотать головой. Не будь у него кляпа, он бы немедленно объяснил, что вопрос не по адресу. От Валентины прятать бутылку с чем бы то ни было бесполезно. Найдет и устроит скандал.

Усилия Курочкина не остались незамеченными.

– Хотите ответить?
– сообразил доктор.
– Ну, слава богу!

Дмитрий Олегович вновь задергал головой из стороны в сторону, словно китайский болванчик. Доктор освободил его от кляпа, сдвинув повязку на подбородок.

– Выслушайте меня...
– отдышавшись, произнес Курочкин. Он постарался собрать в своем голосе максимальную убедительность, на которую только был способен.
– Не затыкайте мне рот, я сейчас все объясню...

– Давайте-давайте, - поощрил доктор, придвигаясь поближе.

– Я из сто тридцать второй квартиры, - проникновенно начал Дмитрий Олегович.
– Я здесь случайно. Жена послала меня за дядей Володей. А тут ваши фашис... То есть ваши мальчики. Они подумали, что я Потапов. А я - не Потапов. Я ниже и толще. Клянусь вам, я - не Потапов!

– И кто же вы на самом деле?
– печально осведомился похожий на черепаху доктор. Курочкин со страхом понял, что тот не верит ни одному его слову.

– Я - Уточкин!
– простонал Дмитрий Олегович.
– Ой, что я говорю! Конечно, Курочкин! Дмитрий...

Решительным движением доктор опять водворил

кляп на прежнее место. Слово "Олегович" превратилось в мычание.

– Вы - крепкий орешек, - признал человек, похожий на черепаху. Вас с налету не возьмешь, но и я терпелив и настойчив. Не удалась фронтальная атака, приступим к долговременной осаде, по всем правилам фортификации. Начнем все сначала. Вы, наверное, еще полагаете, будто мне ничего не известно про эти ма-а-а-аленькие штучки?
– Произнеся последние слова, доктор интимно захихикал.

"Штучки?
– в смятении подумал Курочкин.
– Какие еще штучки? Что он имеет в виду? Господи, неужели он - сексуальный маньяк?.." Страшные истории из газеты "Московский листок" вновь овладели его воображением.

– О-о, вы побледнели, - констатировал доктор.
– Вы не ожидали, я смотрю. Есть первый результат... Ну, разумеется, мне не нужна сама бутылка. Меня интересует ее со-дер-жи-мое. Четыре небольших сувенира.

"Нет, кажется, он нормальный, - чуть успокоившись, сообразил Дмитрий Олегович.
– Но что ему все-таки надо?"