Игра в гестапо
Шрифт:
От худшего его спас батут…
Вместо того чтобы треснуться головой о штангу или боком о бесколесный велосипед, Курочкин со всего размаху врезался в эластичную ткань и был в тот же миг мягко подброшен обратно в воздух.
Вверх-вниз! Сначала страшно, потом непривычно, а затем даже приятно. Через мгновение Дмитрий Олегович усвоил, что он цел и невредим. Из всех существующих в мире спортивных снарядов он, пожалуй, выбрал бы этот и даже не отказался бы иметь его дома. Жаль, Валентина никогда в жизни не согласится установить такую удобную штуку в столовой… Вверх-вниз! На третьем витке
Вверх-вниз! Примерно между пятым и шестым витками у Дмитрия Олеговича восстановился слух, только в ушах еще немного звенело. Тут же выяснилось, что охранный гоблин повторяет слово карате, пересыпая его различными междометиями. Про хлипкое шведское дерево он, по счастью, ничего не знал, а потому вполне искренне полагал Курочкина отважным бойцом с молниеносной пяткой. Типа того Шамсунга с компьютерной картинки.
Дмитрий Олегович не стал разочаровывать гоблина. Состроив на лице гримасу, подобающую каратисту, он принялся руками гасить колебания батута. Звон в ушах тотчас сменился звяканьем.
Гоблин-культурист удивленно вскинул голову. Курочкин понял: звенит не в ушах, но в карманах. Очень некстати! Ему сейчас только не хватало просыпать на пол оставшиеся наручники – и именно тогда, когда его озарил хороший план. Озарение произошло во время полета, между шестым вниз и седьмым вверх. «Вот вам еще один плюс батута, – отметил про себя Дмитрий Олегович. – Кровь приливает к голове, стимулируется работа мысли». Почему же никто не додумался установить батуты в НИИ вместо глупого пинг-понга? Курочкин решил про себя, что, как только выберется отсюда, первым делом подарит своему директору эту замечательную идею… Главное – выбраться без моральных потерь.
С этими мыслями Дмитрий Олегович осуществил красивый соскок с батута на пол. То есть он планировал соскочить красиво и на пол. В действительности же Курочкин, раскорячившись, перелетел с одного спортивного снаряда на другой. На велотренажер. Ему еще повезло угодить прямо на сиденье, а не на раму. Поэтому он всего лишь ушиб себе копчик.
«Ох!» – мысленно охнул Дмитрий Олегович и, стиснув зубы, принялся жать на педали. Пусть себе охранник думает, будто его прыжок на тренажер был специально рассчитан. У них, у каратистов, может, так принято. Раскурочил шведскую стенку, покачался – и на велосипед.
Должно быть, гоблин так и подумал.
– А я штангу подготовил… – с обидой протянул он. – Тут у вас, в распорядке… – И гоблин зашуршал бумагой.
Самое время было заняться штангой. Курочкин слез с тренажера и, стараясь, чтобы его не шатало, приблизился к железно-чугунной громадине. Нечего было и пытаться ее трогать. Единственное, на что Дмитрий Олегович был еще способен, – это приподнять какой-нибудь отдельный кругляш.
– И сколько здесь? – капризно осведомился он, показывая мизинцем на штангу. – Килограмм сто пятьдесят?
Курочкин надеялся на послушание и исполнительность охранника. Если он сейчас вдруг заартачится… Но гоблин чтил распорядок. Неведомый шэф неплохо вымуштровал свою гвардию – ей на беду.
– Сто девяносто кэгэ, –
– Неужели? – притворно удивился Курочкин. – А на вид не скажешь… – Мальчик-с-пальчик в его лице уже взял на изготовку добрую порцию лапши, намереваясь ее в нужный момент накинуть, как лассо, на уши добросовестного великана. Мальчик-с-пальчик вовремя вспомнил признание гоблина про его предельные двести десять кило.
Ни слова не говоря, гоблин-культурист лег на пол, с кряхтеньем передвинул штангу себе на грудь и – после недолгой паузы – отжал ее вверх. А затем осторожно опустил, в то же положение.
– Ровно сто девяносто, – отдуваясь, объявил он.
– Ну, прямо Власов, – подбодрил культуриста Дмитрий Олегович. – Значит, и двести десять можно? – Он уже углядел нужные цифры на кругляшах.
– Я же говорил… – откликнулся охранник.
– Испытаем, – задумчивым тоном сказал Курочкин и, поднатужившись, навесил на железный стержень две десятикилограммовые блямбы. Самым трудным делом было затянуть крепления, чтобы кругляши не отвалились. – А ну-ка… – проговорил он.
Вес 210 дался гоблину уже с большим трудом. Теперь он уже не кряхтел, а хрипел, и каждое новое положение штанги, похоже, требовало от него немалых усилий.
– Двести… десять, – наконец, просипел он. – Можете… попробовать… согласно… распорядку…
– Я-то двести двадцать буду пробовать, – залихватским голосом супермена объявил Курочкин, внутренне ужасаясь несуразности цифры. – Мне-то этого будет мало… – Важно было поймать гоблина на слабо. Качание мышц – такая же мания, как и другие. Раз человек сам себя изнуряет, глупо этим не воспользоваться.
– Двести… двадцать? – тяжело дыша, переспросил гоблин. Как видно, он еще колебался.
– Свободен, свободен… – нахально произнес Курочкин. – Кое-кому этот вес уже не под силу. Ну-ка, теперь я…
Накачанный охранник решился.
– Мне тоже… под силу… – сказал он вопреки собственному признанию часовой давности. Как будто за прошедший час он успел превзойти свой личный рекорд.
– Испробуем, – словно бы еще раздумывая, произнес Дмитрий Олегович. А сам уже подкатывал к штанге новые кругляши. На всякий случай он навесил на ось не десять, но все двадцать новых килограммов. В крайнем случае, он всегда может сослаться на плохое знание арифметики…
Однако гоблину-культуристу было уже не до арифметики. Бешено зарычав, он принял отяжелевшую штангу на грудь, страшно поднатужился. Лицо его сделалось малиновым, как у индейца Найта Вулфа в компьютерной игре. «Неужели поднимет? – подумал Курочкин. – Тогда я его недооценил…»
Штанга приподнялась сантиметров на пять… и с грохотом упала на пол, едва не придавив кадык незадачливого чемпиона. Глаза гоблина медленно закатились: он стал жертвой собственной силы, проиграв соревнование с самим собой. Теперь он был в затяжном шоке. Дмитрий Олегович прислушался к хриплому дыханию охранника, пощупал пульс. Так и есть – человек перенапрягся; теперь ему приходить в себя не меньше часа. И еще минут двадцать – выползать из-под штанги. Вдобавок Курочкин приковал гоблина к его любимому спортивному снаряду: чтобы освободиться, штангу придется развинчивать. Еще минут десять.