Игра в игру
Шрифт:
– Ступай, что ж поделаешь. Еще две недели назад мы о существовании друг друга представления не имели, и ничего.
– Две недели, всего две недели, – бормотал Игнат, одеваясь и обуваясь.
На прощание Маша поцеловала его сама. И эта неуклюжая инициатива растрогала Игната до слез. Правда, нервы сдали, и он всплакнул в лифте. А Маша час плакала, и скатывающиеся со щек капли казались ей сладкими. Она взялась за телефон, чтобы поделиться новостями с матерью, но поняла, что впервые не сможет выразить свои мысли. «Уже не девушка» плюхнулась на кровать и мгновенно заснула. Добравшийся до своей тахты «порядочный человек» тоже
Глава 5
Удача всегда приходит с корзинкой и собирает людей, как яблоки. Маленькие, большие, червивые – потом рассортирует. Но в корзине у нее оказываются все. Кроме тех, что, созрев совершенно, упали на землю. Эти даже без червоточин вынуждены валяться и гнить с того боку, которым больно ударились о твердь. Почему так? И как мне обидно: пролетела мимо удачи, когда она уже приставила лестницу и влезла на верхнюю перекладину…
Из дневника Веры Вересковой
Утром, едва проснувшись, Маша позвонила матери. И все ей рассказала.
– Как говаривала еще моя прабабушка: «Господи, родилась, крестилась, а такого не слышала», – сказала Лиза. – Экзотика. Но тебе сам процесс нравится, дочка? Хотя что там в первый раз может понравиться. В любом случае поздравляю. Отныне без секса ты жить не сможешь. Бывает же! Несколько свиданий, и бегом под венец. Подруги позеленеют от зависти. Бойфренды у них у всех есть, но замуж не зовут. И вдруг единственная Маша, поглядев на которую они считали свое положение не просто сносным, но завидным, невеста. Молодец!
– Мама, ну почему ты всегда все опошлишь, – упрекнула дочь. Она уже забыта, что сама первым делом подумала о реакции девчонок. Но ее мысли собственного самолюбия не царапали. – Какая зависть? Именно за меня все особенно порадуются. Они беспокоились из-за моей неприкаянности.
– Извини, есть пошлость, а есть жизненный опыт. Но готова согласиться, грань между ними подвижная и каждый сам ее устанавливает. И оратор и слушатель.
– Оратор, а оратор, зачем ты скрывала от меня, что подруги моим одиночеством утешаются? – тихо спросила Маша.
– Да мне это только сейчас в голову пришло, – напустила на себя беззаботность Лиза Шелковникова, сообразив, что испортила дочери настроение. – Прости, я иногда свою радость за тебя выражаю человеконенавистнически. Но это только слова.
– Конечно. Всем моим подругам ты сделала много добра, – натужно вспомнила Маша. – Ты денно и нощно радеешь за людей. Но иногда, мам, из тебя такие гадости о них лезут.
– Чем больше радею, тем больше узнаю, – недовольно пояснила Лиза.
– Ладно, забыли. Ты домой-то собираешься? – поинтересовалась Маша.
– Денька через два, три, четыре, как позовешь, – ответила Лиза.
– Ой, перестань, – смущенно хихикнула Маша. – Просто я хочу тебя с Игнатом познакомить.
– Сегодня?
– Ну, сегодня… Вдруг он за ночь передумал… Я позвоню. Хорошо? Не обидишься?
– Разумеется, не обижусь, родная, – стоически вздохнула Лиза. – И терзать тебя по телефону вопросами «Появился? Дал знать о себе?» не буду. Если все-таки не объявится, звони даже ночью. Сразу примчусь. Будем вместе реветь. Но мне почему-то кажется, что он уже набирает твой номер. Как-то глупо у вас все.
– Спасибо, – выдохнула Маша и, представив себе, как любимый Игнат Смирнов с кислым видом слушает операторское «Абонент занят», немедленно простилась.
Лиза села в кресло и всплакнула. Этакий короткий слепой летний дождь, когда и вода с неба без туч, и солнце, и радость с удивлением пополам.
– Вот и выросла доченька, вот я и ни к чему, разве что с детьми возиться, – бормотала она. – Столько торопила этот момент, а, оказывается, больно немножко. За годы, пока мы с ней вдвоем жили, все устоялось. И вдруг будто ремонт и переезд разом.
Обострившимся вдруг, как в Машкином детстве, до инстинкта материнским чутьем Лиза Шелковникова понимала, что никуда молодой актер не денется, что подадут они заявление в ЗАГС не сегодня, так завтра. С Машкой все ясно. Но к чему это Игнату? Неделю за руку взять девочку не хотел. Потом возбудился в анатомичке… Подобное человеку и с сочинительским воображением еще переварить нужно. Заставь Лизу сцену в роман вставить, она за полной неправдоподобностью отказалась бы. Но ее Машка врать не станет – принцип. Кстати, с такими, как она, всякая нелепица и случается. Они честно все рассказывают, а им никто не верит. Ладно, пока факт остается фактом – возбудились, переспали. Он сразу не пожалел для девушки руки и сердца. Наверняка больше предложить нечего, самое дорогое собрался отдать. Сгоряча? Молодой, современный, развращенный профессией парень? И тут что-то звериное в ней проснулось. Защитить Машку. Хотя бы взглянуть на этого уникального любовника. В формулу «Он должен жениться, как порядочный человек» Лиза не верила. На ее памяти чаще женились непорядочные.
Она было вскочила, но плюхнулась назад в кресло и подумала: «Дай-ка им еще пару дней, мамаша-воительница. Необходимо выяснить, сможет ли он что-нибудь, не полюбовавшись на труп голой старухи. А Машке секс только на пользу пойдет. Будет знать, зачем нужны мужчины». Тут Лизу сразили горечь и ужас. Она вспомнила дочкины возражения на призыв найти себе сексуального партнера: «Мама, чему ты меня учишь? А ВИЧ? А гепатит?» И вот умная студентка Медицинской академии валится в койку с первым встречным, который даже презервативами не запасся. И что теперь несчастной матери делать? Позвонить Машке и велеть без резинок не подпускать к себе жениха? Поздно. Больше она дочери не указ, у нее Игнат есть. Самой встать в дверях и заявить, что без справки от врача он к невесте не приблизится? Машка вместе с ним уйдет. И еще этот вечный штамп, будто все самое грязное происходит с самыми чистыми, самыми доверчивыми, в основном отличницами. Чушь. Со всеми может случиться. Но почему-то Лизе сейчас было только до чистой и доверчивой отличницы Машки.
От переживаний по поводу своей ненужности дочери Лиза совсем обессилела. Но все же вымучила спасительную мысль. Ведь чувствовало сердце, что надо освободить квартиру? Чувствовало. Теперь влюбленная дочка счастлива. Теперь она невеста. А не было бы дивана, где они с Игнатом предались страсти? Разбежались бы и возненавидели друг друга за то, что не удалось скрыть признаки запредельного возбуждения от мерзости. «Все наоборот, я в колдовской форме, я предвосхищаю события. Нельзя сейчас оставлять Веру», – шептала Лиза Шелковникова, трепетной рукой включая ноутбук.