Игра в косынку. Практикум
Шрифт:
Слухи про «Косынку» (про начальника)
Одна молодая женщина играла в Косынку для собственного удовольствия — она так проводила время. Особых достижений за ней никто не замечал, да и не интересно ей это было (по крайней мере она так говорила). Однако, у этой женщины не ладились отношения с начальником. На одном из форумов в интернете, посвященных Косынке, женщине дали один совет, которым она воспользовалась. Женщина вошла в кабинет своего начальника, когда тот отправился на обед, открыла в его компьютере Косынку и тут же выиграла в нее со счетом 4761. Через месяц начальник женился на этой женщине и больше никогда к ней не придирался — теперь он обнимает ее и блаженно закрывает глаза.
Слово Марго. Мэтр (с
Скажи мне кто-нибудь вчера: «Марго, ты станешь мэтром Лиги», я бы посмеялась от души, а потом забыла бы напрочь. Ерунда какая — еще чего придумали бы. Посмешнее.
Косынка появилась в моей жизни случайно — и как всегда, от лени. От лени вообще великие вещи делаются: мусоропровод, канализация, свежие газеты, цветы в горшках, подставки для компакт-дисков, пульт для телевизора, подъемные краны… А мне в 16 лет папуля компьютер купил и строго настрого наказал за два месяца освоить «Word». Дрянная программа, ни фига не понятно, да и лень вникать, жара на улице стояла такая, что хоть жри ее с кашей — масло растает и растечется желтым пятном в прозрачной сфере, наполненной одним воздухом. Да что там воздух! Что масло! Анечка клянется, что в эти дни она жарила яичницу на мостовой — ничего себе яичница получилась, никто ее, конечно, есть не стал, и подгорела она потом — однако, проверить практически невозможно, да и стоит ли?
Тогда еще ночи стояли такие — лежишь на диване, и представляешь, как твое тело медленно вплавляется в поролоновые подушки, муторно, язык прилип к небу, а в желудке уже болтается литр тепловатой воды с хлоркой, потому что минералка давным-давно кончилась, послать за ней некого, темнота стоит густая и мутная, как дрянной кофе в крохотной забегаловке рядом с моей нынешней работой — хочешь пей его, а хочешь — поливай им кактус… Порой накатывала паника, казалось, что если жара продлится еще хоть пару минут, то нагрянет необходимость сделать хоть что-то, но тупая истома гвоздила меня к дивану, и я медленно вплавлялась в поролон, как горячая ложка в круглой банке бутербродного маргарина.
Экран монитора светился с неотвратимостью божьего возмездия, ни пса там не было понятно, папуля же, отдуваясь, по утрам пил ледяной, прямо из холодильника, каркаде и даже не ослаблял узел галстука. Он хотел видеть свою дочь хакером — он был намерен сделать для этого все. Героическую попытку освоить в компьютере что-то посерьезнее включения и выключения или бесцельного вождения мышкой по рабочему столу я осуществила через неделю пребывания в моей комнате этого монстра. Косынку я заприметила сразу. Простенькая такая программка, именно для таких погод, которые стояли в тот момент, когда гарь и цветение перемешивались в пыльном чаду колыхающегося зноя. С косынкой же как: открываешь этот пасьянс, и полчаса ты, вроде, занимаешься делом. Полчаса превращаются в полтора, время идет, пасьянс то не сходится, то сходится, а ты, знай себе, перетаскивай мышкой карты их угла в угол.
В принципе, я сходила с ума по косынке всегда, даже в бумажном и настольном ее варианте. Где-то далеко в памяти, когда, не понимая смысла этого пасьянса, не разбираясь в старшинстве карт, я наблюдала за тем, как бабушка аккуратно раскладывает на столе красивый треугольник рубашками вверх, появлялось ощущение, что кто-то гладит теплой ладонью мой затылок. На дачной террасе пахло табачным дымом, и дрожащие пятна солнечного света лежали на столе, покрытом льняной скатертью, бабушка задумчиво курила, а я заворожено смотрела на ее пальцы, быстро тасующие карты. Словно сухие листья ложатся тебе на лицо — умиротворение, как из какого-то далекого сна: золотисто-коричневые тона и амплитуда раскачивания постепенно уменьшается.
Анечка ржала, распечатывала на моем принтере какие-то идиотские рассказы, ругала косынку и накуривала в комнате так, что топор можно было вешать. Или самой повеситься.
Конечно, «Word» я освоила. На ура. Научилась пользоваться шифтами, там и недолго до опции shift + F3 осталось, однако я не нашла ничего лучшего, чем влюбиться. Такая вот история — первая любовь это вам не шутки какие-нибудь, тут все серьезно:
У меня появилась странная привычка часами вглядываться в свое отражение, сидя в темной комнате, я купила себе лифчик на два размера меньше и научилась с филигранной виртуозностью надевать презерватив на любой продолговатый предмет. Зима выдалась холодной, и мой герой подарил мне теплую тельняшку с начесом. Я куталась в полосатую обновку и часами думала о любви, бытие, вечности, горячей ванне и средстве для удаления волос с ног. За окном сыпал снег, наметались огромные сугробы, а я измарала огромную кипу бумаги, записывая стихи, которые извлекала прямо из своей измученной любовью, портвейном и африканскими страстями души: что-то про солнце, оконце, букашки и ромашки — эдакие пасторальные мечтания о том, как бы было здорово, если бы родители свалили хоть куда-нибудь на пару дней. На улицу и не выйдешь — такой стоял мороз, и когда я и мой герой попытались по старой памяти трахнуться в подъезде, ничего не вышло — так было холодно. Мы долго курили и сидели, тесно прижавшись друг к другу, на ступенях, пачкающихся белым. На следующий день он не позвонил, и через два дня тоже.
Прошла неделя.
Я кидалась на стены и плакала в голос, потому что не хотелось разговаривать с папулей и гулять с собакой, а хотелось хлопать любимого по коленке и копаться в карманах его джинсов, любуясь его небесной красотой и наслаждаясь его безграничным умом. Я думала о тантре каждую минуту, сон для меня превратился в пытку: с часа до трех я крутилась в постели, наматывая простыни на ноги, а с трех до шести благородно рыдала и заламывала руки. Еще я сутками пялилась на телефон и рисковала получить инфаркт, когда вдруг раздавался звонок. Прошла еще неделя, близился чертов день всех влюбленных. Хотелось кричать, плакать, раздирать в мясо шелковые кружевные сердечки, продающиеся на каждом шагу, бить посуду, кусать от стакана и со скрежетом пережевывать острое стекло. Вместо этого я сидела на полу в полной темноте и смотрела в одну точку.
Анечка достала билеты в Театр киноактера на какой-то глупый спектакль, из тех, что забываются сразу, как только выйдешь из зала и предложила подойти к проблеме творчески. Я вцепилась в эту возможность, как утопающий хватается за соломинку. Подняла трубку и, корчась от ужаса, позвонила своей самой большой и трепетной любви. Он наверное даже рад был, потому что человек просто не может все время пить пиво — хоть иногда надо заниматься чем-нибудь еще.
Я была готова к выходу уже с утра. Коротая время до вечера, я торчала у компьютера и бесцельно играла в косынку, такую родную и понятную — вроде бы дело, а вроде бы и нет. За три часа пасьянс не сошелся ни разу — мертвая тишина, ровное гудение компьютера и карты, мелькающие перед глазами. До шести часов вечера пасьянс сошелся лишь однажды, и то, как-то странно и нехотя. Я не верила, будто это что-то значит. Ерунда — я так и подумала.
Мой герой опоздал на полчаса, а когда подошел поближе, я увидела, как он пьян. Вероятно, на ногах он держался благодаря годами выработанной системе сноровистой смены поддерживающих средств: вот, кончается стенка, два коротких шага, начинается вторая, ухватились за тетеньку и перебазировались к поручням, перевели дух и рухнули на лавочку рядом со мной. Скотина — я так и подумала. А еще мучительно на воздух захотелось и впервые косынка начала пугать меня. Любим-ненагляд бессильно уронил голову.