Игра в кубики
Шрифт:
Виктория подняла голову и посмотрела в небо – ни облачка, ни тучки, значит, сегодня дождя больше не предвидится.
«Отосплюсь, потом окна помою, – решила она, поправляя сползающую с плеча ручку сумки, – иначе руки так и не дойдут, а тетка давно волком смотрит».
Мысли переключились на тетку. Светлана Александровна воспитывала племянницу как родную дочь с тех пор, как Виктории исполнилось четыре года. Родителей Виктория не помнила, знала только по фотографиям, но что с ними случилось, тетка никогда не рассказывала. Она удочерила Вику, и ее муж не возражал, дал свою фамилию. Своих детей у них не было,
Виктория искренне любила и Светлану Александровну, и Никиту Сергеевича, и очень горевала, когда он разбился на машине, ударившись лоб в лоб с вылетевшим на встречную полосу неопытным водителем. С тех пор они жили с теткой вдвоем в хорошей трехкомнатной квартире, Виктория работала на «Скорой», а Светлана Александровна преподавала в местном музыкальном училище.
Тетку очень огорчал тот факт, что племянница не торопится замуж, хотя годы уже давно перестали быть юными, но Виктория только отмахивалась – мол, не до этого. В последнее время Светлана Александровна стала хуже себя чувствовать, у нее болело сердце, и интервалы между приступами делались все короче. Виктория старалась больше бывать дома, чтобы успеть помочь, хотя тетка и настаивала на том, что прекрасно справится и сама.
– Ты бы своего кавалера хоть на чай пригласила, – говорила она, имея в виду Максима Митина, но Виктория не торопилась знакомить их – Максим был женат, и афишировать связь с несвободным человеком она не хотела. – А то пропадаете где-то вечерами, могли бы и здесь встречаться, у тебя, в конце концов, своя комната есть.
– Мы в разные смены работаем, редко выходные совпадают, – врала Виктория, испытывая жгучий стыд.
Она до сих пор не могла объяснить себе, как вышло, что, всегда так осуждая других за подобные романы, сама ухитрилась влипнуть в историю с женатым мужчиной. Но устоять перед обаянием Максима оказалось невозможным. Он по-настоящему ухаживал за ней, дарил цветы, приглашал в театр, узнав, что Виктория питает страсть к Чехову и его пьесам. Да и просто хотелось красивой сказки на фоне довольно безрадостных и тяжелых рабочих будней, а Максим эту сказку ей дарил. Где-то в другой жизни у него была жена, но в то время, которое он проводил с Викторией, ей казалось, что Митин принадлежит только ей и ничего и никого больше не существует. Она попала в капкан собственных иллюзий и теперь не представляла, как из него выбраться, не отгрызая себе лапу.
Митин, как и все женатые мужчины, закрутившие роман на стороне, разумеется, обещал, что вот-вот разведется, даже подарил Вике кольцо в знак серьезности своих намерений, и оно всякий раз больно кололо свою хозяйку в палец при попытке натянуть на него перчатку, словно напоминало, чтобы не забывалась, не принимала всерьез.
Вика отлично все понимала, но справиться с собой не могла – Максим окружал ее такой заботой и был так нежен и внимателен, что не верить ему казалось просто невозможным. Но знакомить его с теткой Виктория все-таки не спешила.
– Виктория Павловна, вы мне дневник не подписали, – раздался над самым ухом голос Сергея.
Вика от неожиданности сделала шаг в сторону и, оступившись, кубарем полетела с крыльца прямо в лужу. В лодыжке что-то остро заныло, Вика схватилась за травмированную ногу и охнула:
– Пропади ты пропадом
Сергей с виноватым лицом сбежал с крыльца, помог ей встать:
– Наступать можете? Это не перелом?
– Только этого мне не хватало!
Вика села на лавку, на которой обычно курили водители в ожидании выезда, ощупала лодыжку – боль не усиливалась, значит, просто ушиб.
– Может, все-таки на рентген, тут ведь рядом? Я помогу, – предложил виновник травмы.
– Хватит с меня твоей помощи на сегодня, – отрезала она.
– Так, что тут за шум, а драки нет? – из дверей подстанции вышел Митин с небрежно закинутой на плечо спортивной сумкой.
– Виктория Павловна с крыльца упала…
– Сама? Или ты помог? – опускаясь на корточки перед Викой, спросил Максим.
– Невольно поспособствовал, – опустив голову, признался стажер. – Я нечаянно…
– Сергей, вам сколько лет? – осматривая лодыжку Виктории, поинтересовался Максим.
– Двадцать…
– Ну, так пора бы перестать произносить глупости вроде «я нечаянно».
– Но я действительно… – но тут вмешалась Виктория:
– Все, давай свой дневник, я подпишу, и выметайся, тебе же на занятия пора.
– Ох ты, елки зеленые! – спохватился стажер, бросив взгляд на часы. – Опаздываю…
– Ну, расскажешь преподавателю, как спасал безнадежного пациента, я всегда в студенчестве так делал, – ухмыльнулся Митин, поднимаясь. – Думаю, тут просто ушиб, Виктория Павловна. Но домой я вас отвезу, пожалуй.
– Вы разве не работаете сегодня? – подняв голову, спросила Вика.
– Нет, у меня двое суток выходных и здесь, и в клинике, – нажав на слово «двое», сказал Максим. – Так что подписывайте своему стажеру дневник, и поедем.
Когда Сергей, сунув дневник в рюкзак, опрометью кинулся к остановке автобуса, Максим нажал кнопку на брелоке, открывая припаркованную неподалеку «Мазду»:
– Прошу, Виктория Павловна. Или помочь?
– Не надо, сама.
По привычке оглянувшись по сторонам, Вика юркнула на переднее сиденье.
Митин сел за руль:
– Ну что – куда едем?
– Домой.
– Викуля… ты не услышала, что ли? У меня два выходных, жена знает только об одном, так что целые сутки у нас есть, – он положил руку ей на колено, чуть сжал пальцы. – Хочешь, в профилакторий поедем? Там сейчас никого…
Это «никого» почему-то как никогда больно укололо Вику. Вот именно – никого. Чтобы никто не увидел.
Вика знала правила этой игры, принимала их, понимая, что по-другому не получится, но иногда испытывала вот такие болезненные уколы – словно бы она не достойна ничего другого, только вот эти унизительные тайные встречи без случайных свидетелей.
– Ну, решайся, Викуль, – настаивал Митин, – просто подумай – целые сутки вдвоем, уснем вместе, проснемся… кофе в постель, то-се… вечерком погуляем. Поедем, а?
– Мне все равно нужно домой заехать, – сдалась Вика, – тетю проверить и вещи взять.
Они уже подъезжали к дому Виктории, когда намертво встали в пробку. Машины еле двигались в три ряда, кто-то наглый пытался объехать затор по газону, ему сигналили, не пускали перестроиться в ряд.
– Вот уроды… – цедил Максим раздраженно. – Ну, куда он лезет, идиот? Неужели непонятно, что никто не пустит?