Игра в прятки

Сэмбрук Клэр

Рядом с Венди в черном кожаном кресле — высокий мужчина с худыми ногами. Не помню, как его зовут. У него тоже тетрадь и ручка. У него нет ни формы, ни наручников, ни чая. Мне даже кажется, что и лица у него нет. По крайней мере, у меня в памяти от его лица ничего не осталось.

Мама с папой сидят на другом диване, далеко друг от друга. Между ними — гора подушек. У папы в руках чашка чая. А у мамы руки трясутся. Она смотрит куда-то поверх голов. И глаза у нее странные.

Венди

все твердит, кто она такая и почему мы все здесь, а потом вдруг спрашивает меня:

— Если я разобью эту чашку и скажу твоей маме, что это ты сделал, Харри, что это будет?

— Не надо, это моя кружка.

Она смотрит на кружку и на меня.

— Моя любимая.

— Харри, я не собираюсь ее разбивать.

Как странно она произносит мое имя.

Она быстро глотает чай, обжигается, но пытается сделать вид, что ей не больно, и осторожно ставит мою кружку на пол.

— Забудем о чашке, Харри. Попробуем по-другому. Ты знаешь, что значит говорить правду?

Понятно, знаю.

— Харри, что такое правда? Можешь мне объяснить?

Приходит к нам в дом, обещает разбить мою кружку, обзывает лжецом. Явно из тех взрослых, которые детей и за людей-то не считают. Я молчу. Пусть подождет.

Венди жует губу.

— Итак, Харри, можешь сказать мне, что такое говорить правду?

— Говорить правду — значит говорить все как было и не врать.

Как ты, например, врешь про мою кружку.

— Очень хорошо. А теперь, Харри, скажи мне своими словами так, как понимаешь, зачем мы здесь собрались.

И на лице у нее это дурацкое выражение: «Верь мне, я же большая, взрослая».

— Мы ищем Дэниэла Пиклза, мисс.

— Правильно, — говорит она. — Вижу, ты храбрый парень.

Врет.

— Что ж, начнем. Расскажи мне, Харри, своими словами все, что случилось, с самого начала.

Я рассказал ей все. Даже как мы сбросили бомбочки на Дэна и Стэнли, как нашли презерватив, как сожрали печенье Стэна. Рассказал, как сначала потерялся, а потом нашелся Адриан Махуни. И как Кайли стошнило и она облевала Бернарда. Все.

Длинный дядька строчил в своем блокноте, все за мной записывал. Когда я закончил, Венди сказала:

— Прекрасно.

Снова врет. Я знаю, что совсем не то рассказал.

— Ответь мне, Харри. А на заправочной станции ты видел Дэна, не помнишь?

Я смотрел на ее грудь. Интересно, женщинам-полицейским выдают специальные полицейские лифчики или они пользуются обычными?

— Харри!

Может, они темно-синие, с широкими бретельками? Суперплотные, вроде бронежилета?

— На заправочной станции ты видел Дэниэла?

— Я же сказал, что нет.

— А когда вернулся

в автобус, подумай хорошенько, в автобусе ты его не видел?

— Не помню, мы презерватив надували.

Мама два раза моргнула. И я понял, что не так с ее глазами. Они теперь не светились. Вот что.

— Харри, расскажи мне про шофера.

Я смотрел вниз, на кожаную обивку дивана. Она была вся покрыта мелкими морщинками, и я представил, что я пилот самолета, пытающийся различить почти невидимые тропинки.

— Так что ты можешь рассказать о шофере, Харри?

Я все смотрел на диван. Как легко запутаться в этих бесчисленных тропинках.

— Не спеши, вспомни как следует.

А сама, наверное, думает: «Давай быстрее».

За окном грустный женский голос произнес:

— Сэб, милый, не стоит играть сегодня. Иди домой.

— Белый медведь.

— Что?

— В зоопарке, мисс. Вы видели, как белые медведи… Ладно, неважно.

— Важно, важно, Харри. Так что ты хотел сказать про белых медведей?

— Ну, знаете, у них спина такая широкая, когда они наклоняются. Вот и он такой широкий. И сильный.

Она закивала, как будто поняла.

— Что-нибудь еще?

— Ему нравится «Молодость».

— Что-что?

— Ему нравится «Молодость». Ну, это песня.

Она опять закивала, прямо как китайский болванчик.

— Уже лучше.

Мама сглотнула так громко, словно что-то упало в пустой колодец.

— Он ее в наушниках слушает. Я имею в виду песню.

— Ты что-нибудь говорил ему, Харри?

— Гип-гип-ура. Когда мы его благодарили.

— А он тебе что-нибудь говорил?

— Нет, он говорил с Дэном.

Не помню, упоминал ли я об этом раньше.

— Поэтому Дэниэл и отстал от нас в Леголенде.

Высокий мужчина перестал писать и поднял голову. Они с Венди обменялись взглядами.

— Так, Харри, давай сосредоточимся на водителе. С самого начала.

Я начинаю рассказывать. Длинный пишет, старается вовсю. Когда я заканчиваю, Венди говорит:

— Харри, ты хочешь что-нибудь добавить? Что-нибудь спросить?

Я смотрю на кожаную обивку дивана. На ней столько морщинок.

— Ну так что?

— Простите.

— За что?

— Я должен был уследить, проверить, сел он в автобус или нет.

Тишина.

— Я хочу лишь сказать, Харри, у нас у всех есть свои обязанности. Я, например, полицейский. Твой папа — доктор. Мама… э-э, — она подглядывает в тетрадь, — мама — журналист. А ты просто мальчик. Хороший мальчик, добрый, умный, но все же просто мальчик, ребенок. И ты не можешь отвечать за жизнь других людей.