Игра в прятки
Шрифт:
Джоан закрывала окно, надеясь, что это приглушит грохот музыки с улицы.
— Не надо, любимая. — Отис подошел сзади и обнял ее нежно и крепко. — Дай я сам все сделаю.
Вошел папа, грустный, с бутылкой в руках.
— Последняя.
Джоан села на свое любимое место у окна, намазала хлеб маслом. Одним залпом выпила стакан воды, налила себе еще из графина.
— Миссия выполнена, Гарри?
У меня даже уши загорелись. Я буркнул что-то невразумительное, передал ей сыр
— Только капельку, Доминик, спасибо, — сказала Джоан папе, когда тот взял ее бокал.
Что-то на нее не похоже. Папа добавил немного вина и мне в воду.
Я, конечно, сказал папе спасибо, как воспитанный человек, хотя еще с прошлого года помнил, что ничего противнее этого вина и не придумаешь.
Я прямо-таки вгрызся в мой любимый черный хлеб, который Джоан принесла специально для меня. Впервые за все это время я вновь почувствовал прежний вкус еды.
Мама сидела на другом конце стола, куда не попадало солнце, прямо под мрачной картиной Пикассо, и водила вилкой по тарелке. Наверное, Джоан помогла ей одеться, но даже в этом красивом платье она была больше похожа на манекен из витрины или куклу какую-нибудь.
— Тебе сегодня лучше, малыш? — спросил Отис, как будто Джоан чем-то болела.
— Да, спасибо, малыш.
Она подцепила ножом огромный кусок «бри» и размазала его по хлебу. Отис многозначительно вскинул брови.
— Ну немножко-то можно, — прошептала Джоан.
Ничего себе немножко.
— Пап, а правда, что наш дедуля… — начал я.
— Что — дедуля?
Он наклонился к маме с бутылкой, она накрыла стакан рукой.
— Правда, что дедуля убивал людей?
— Гарри, перестань. Знаешь, Отис, никак не могу освоить этот прием.
— Так все-таки убивал он или нет?
— Надо бить не помешку, а как бы сквозьмешок, — объяснил Отис. — Все дело в технике, Доминик. В технике и практике.
Папа взял копченую скумбрию, всю рыбину целиком, и соорудил сандвич величиной со ступеньку. Вы не думайте, он не пожадничал. Просто тот огромный червяк, который сидит у него в животе, все жрет и жрет.
— Пап, так да или нет?
— Что — да, Гарри? — спросил папа с набитым ртом.
— Дедушка убивал людей?
— Гарри, прекрати.
Отис снова посмотрел на Джоан. Они всегда разговаривают взглядами. Мама перехватила этот взгляд, уставилась в тарелку, казалось, она в ней сейчас дырку прожжет.
— Но, пап, мне нужно знать. — Мне и правда нужно. Может, это тоже знак.
— Гарри, я не спрашивал. Он воевал на войне, а на войне, случается, убивают.
Джоан улыбнулась
— Значит, убивать людей не всегда плохо, да, пап?
— Гарри, прекрати, потом поговорим.
Джоан все пила и пила воду. Почти весь кувшин уже выпила.
— Но ведь если дедушка убивал плохих людей, чтобы спасти хороших, он правильно поступал?
Папа с силой провел по лицу ладонью.
— Иногда это наименьшее зло. Дедушка был смелым и очень хорошим человеком. Он никогда в жизни не делал ничего плохого или жестокого.
Я посмотрел на картину Пикассо. Спереди там был нарисован мертвый мужчина — глаза вылезли из орбит, руки раскинуты в стороны, меч сломан.
Джоан отрыгнула и засмеялась, прикрыв рот рукой.
— Ой, извините.
Мама швырнула вилку на стол.
— Почему бы вам просто не объявить об этом?
— О чем? — спросила Джоан. — Что ты имеешь в виду?
— С тем же успехом могли бы и объявить во всеуслышание, и так все яснее некуда.
Мне, например, вообще ничего не ясно.
— Еще слишком маленький срок, — попыталась оправдаться Джоан. — Еще слишком рано.
Папа посмотрел на Джоан, на Отиса, на сыр, снова на Джоан. По-моему, все даже услышали, как у него в голове щелкнуло. Дошло.
— Отис, Джоан! Отличная новость.
Но до меня-то до сих пор не дошло.
— Какая, какая новость? — спросил я.
Дзынь.Полетела на пол масленка, которую мы купили в Сент-Ив.
Мама вскочила да как закричит:
— Что ты пялишься на сыр? Не притворяйся, ты знал!
Отис шумно втянул носом воздух и сказал:
— Не надо злиться, Пэт. И обижаться тут не на что.
Джоан остановила его взглядом.
Мама не унималась.
— А ты?! Сестра милосердия называется! Где же оно, твое хваленое милосердие?
— Прекрати, Пэт! — У папы голос сорвался. Отис подался вперед, Джоан схватила его за руку. Отис сел на место.
— Показуха. Сплошная показуха, — всхлипывала мама. — А ты знал. Ты все прекрасно знал!
Она схватила бутылку дедушкиного вина за горлышко, как в фильмах террористы хватают заложников.
— Я только сейчас догадался, — оправдывался папа, — как и ты.
Он хотел забрать бутылку, но мама отдернула руку, и красные пятна полетели в картину, на которой кричала женщина, кричала, как мама.
— Ты знал!
— Я не знал, клянусь.
— Знал, но молчал! Специально!
— Ты о чем?
Мама с размаху опустила дедушкину бутылку на посудомоечную машину. Стекло разлетелось вдребезги. Вино, красное, как кровь, залило пол, разбрызгалось по желтой стене.