Игра в прятки
Шрифт:
Глаза у Терри сузились.
— Издеваешься?
— Нет, конечно, нет.
— Гарри, ты сам подумай, что мы можем сделать потом.
Я закашлялся.
— Подожжем?
Терри оказался таким классным актером, что я и сам почти поверил в смертельную болезнь Консуэллы. Весь в слезах, он семенил впереди садовника и бормотал:
— Вся красная и задыхается. Еле дышит и вообще…
Убедившись, что они вошли в дом, я шепнул, как всегда в кино делают: «Прикрой меня» — и метнулся к сараю.
— Я тебя прикрою, —
Надо же, он еще и будущее предсказывать умеет. Тоже мне прорицатель нашелся.
Дверь сарая была закрыта на такую деревянную задвижку, которые крутятся на гвозде. Раньше я запросто ее открывал. А сейчас руки не слушались, дрожали. Бесценные секунды убегали.
Наконец я справился с задвижкой и скользнул в темноту.
Внутри пахло землей, деревом и какой-то химией. Удобрениями, наверное.
Я натолкнулся на что-то большое, теплое и тяжелое, как человек. Я слышал быстрое, испуганное дыхание да бешеный стук сердца. Я ждал, когда случится что-нибудь жуткое.
Ничего не случилось. Мои глаза привыкли к темноте, и я увидел перед собой мешок с землей или что-то вроде этого. Похоже, это я сам столько шуму наделал.
Теперь я смог рассмотреть все вокруг. Грабли, лопаты, мотыги разных форм и размеров. Мешок, на который я наскочил, с надписью «Дерн для лужаек». Еще три таких же мешка. Моток проволоки с колючками. Свернутый коврик, пластмассовая труба. Очень чисто. Подозрительно чисто. Еще я увидел громадное топорище странной формы, смахивающее на пропеллер.
Что это? Губная гармошка. Одна-единственная нотка.
Я затаил дыхание. Вот. Сейчас он зайдет, схватит меня, разнесет мне голову топорищем, сделает со мной все, что он сделал с Дэниэлом. Если это был действительно он.
Ничего не слышно. Только ветер.
Я попытался вспомнить основные правила коммандос.
Первое… как же там?
Не паникуй.
Второе — не отвлекайся.
Третье… Третье… Ах да, дыши.
А-а-ах-у-уфф.
Так-то лучше.
Так, посмотрим, что тут у нас. Бечевка, огромный моток. Мне его не поднять. Под ним коробка, что в ней — неизвестно, не смогу открыть. Связка палок с торчащими ржавыми гвоздями. Поливалка для клумб. Раз, два, три, четыре… четыре пластмассовых ведра. Целая связка садовых перчаток. Два стеклянных кофейника. На одном бумажка с надписью «дихлорид», на другом — «дихромид».
Бах!Дверь распахнулась. Ба-бах!Сердце у меня не в пятки ушло, как другие говорят, когда пугаются. Оно подпрыгнуло и застряло прямо в горле.
Я тихонько прокрался к двери, убедился, что все чисто. И тут я это увидел.
У меня волосы встали дыбом, а по спине побежали мурашки.
На полочке… прямо за дверью… в коробке. Розовое, пушистое, детское. Точно не садовая принадлежность.
Страшная улика.
Детская кофточка,
Я обвел взглядом все эти ряды грабель, лопат, удобрений. Да тут всем чем угодно можно причинить боль ребенку.
Я положил кофточку обратно. На коробке аккуратными черными буквами были выведены инициалы, которые мне никогда не забыть.
По железной дороге промчался поезд.
Пуф-пуф-пуф-пуф-пуф-пуф-пуф-пуф.
Меня слишком мало, но и этого хватит.
Опять гармошка! На этот раз наша секретная мелодия на полную мощь!
Я вылетел за дверь и нырнул в кусты, не обращая внимания на колючие ветки, которые исцарапали мне лицо. Пусть. Мне плевать.
Убийца. Лопаты и мотыги убийцы! И детская кофточка.
Подонок. Мерзавец. Убийца.
Сувенир ему захотелось оставить. На память.
Черные буквы плясали перед глазами. Б. Н. Бедняжка Б. Н.
Брайан Нельсон?
Бекки Нортон?
Бобби Ньюз?
Я не замечал, что идет дождь, пока не вымок до нитки и не продрог.
Оглянувшись, я увидел, как садовник очень подозрительной походкой вышел из дома Терри и пошел собирать свои инструменты. Под дождем трава запахла сильнее. Садовник явно торопился, как будто знал, что ему осталось недолго.
15
Каждый год на дедушкин день рождения мы пили старое вино. Дедушка так всегда делал, до самой смерти. И когда он умер, мы решили не забывать этот обряд. Это был единственный обряд, который мы попытались сохранить и в этом году.
— А день-рожденьский торт будет? — спросил как-то дурачок Дэниэл.
— Нет, милый, — ответила мама.
— Это не праздник, — объяснил папа. — Мы так чтим дедушкину память… Это обычай в честь…
— …его глаза! — радостно встрял Дэн.
— Нет, Дэн-Дэн, — сказала мама. — Не совсем так.
— В честь его каталонской доблести?
— Именно. Хорошо сказано, Гарри! — обрадовался отец.
Я ехидно улыбнулся Дэниэлу.
— Понимаешь, Дэн, чтобы сражаться на войне, нужно быть храбрым, — продолжал папа. — А дедушка был тогда совсем мальчиком. И он был далеко-далеко от родного дома. Никто не заставлял его идти на войну. Он сделал так, потому что считал это правильным. До этого он никогда не был за границей. Он был очень смелым, раз поехал туда, и остался, и воевал, и даже был ранен.
— Как настоящий герой? — спросил я.
— Да, Гарри, именно так. Как настоящий герой, — ответил папа.
Я улыбнулся Дэниэлу. А он улыбнулся мне. «Вот дурак», — подумал я.
И на этот раз папа принес с чердака пыльную бутылку. В ней плескалась мутная красная жидкость. Эти бутылки у нашего дедули испокон веков хранились. Папа говорит, что если бы такое вино продавали в магазинах, а его не продают, то всех наших денег не хватило бы даже на глоточек.