Игра в сумерках
Шрифт:
Парень ждал ответа, но не услышал ни слова. Его беспокоило то, что происходит в доме, и он начал раздражаться. Рыжий сделал шаг к Теодору, уже вытянувшему из колодца ведро, и тот отшатнулся. Вода плеснула через край ведра на плащ.
– Чего тебе? – хрипло спросил Теодор.
– А-а, значит, умеешь говорить! – обрадовался парень и прищурился. – Ну, давай поговорим. Хочу задать вопрос. Правду говорят, твой батя – самоубивец?
Теодор вздрогнул. Внутри поднялась волна ярости, и он сдерживался из последних сил. Отец будет зол. Очень зол. Нужно терпеть. Еще чуть-чуть, дверь откроется, отец выпустит горожан, и они уйдут. Навсегда. Нужно немного подождать.
– Может,
Парень умолк. Было видно, ему эта история по душе. Он подождал, пока Теодор все осознает, а когда понял, что его рассказ не по нраву, усмехнулся и чтобы совсем вывести Теодора из себя, добавил:
– А потом самоубивец странные вещи стал делать – в лес ходить, травы собирать, людей лечить. Говорили, ему после обмирания открылось что-то, вроде как дар или колдунская сила. Только это давно было, потом пропал он. Может, вправду твой, а? Мой дядька уверен, твой. И кое-кто дядьке верит, он не промах, в одиночку медведя завалил. Ну я-то не знаю, правда или нет, меня там не было. Вот ты-то наверняка знаешь.
Все случилось в одно мгновение. Рука Теодора с ведром рванулась вверх, вода ледяным языком выплеснулась на ноги парня, а потом Тео шагнул вперед и прижал обидчика к стене, вдавив ведро ему в грудь. Рыжий резко выдохнул. Теодор чувствовал, как его горло тоже сжимается – от гнева. Он зло уставился парню в глаза.
– Закрой рот, иначе я залью тебе в глотку все это ведро, понял?!
Теодор слышал свой голос, звучащий словно издали, и еле видел из-за застлавшей глаза багровой пелены. Он нажал сильнее, и парень вытаращил глаза и захрипел. Хлопнула дверь, и Теодор тут же отступил. Из дома вышел отец. Он остановился и оглядел парней: штаны и нижний край куртки гостя были насквозь мокрые.
– Я поскользнулся.
Теодор грохнул ведро на землю и бросился в дом, едва не столкнувшись с женщиной на пороге. Уже внутри он сорвал с лица ткань и тут увидел, что не один. Девушка сидела на кровати, свесив бледные ноги, и смотрела на него. Под ее глазами синели круги, кожа была землисто-серой.
– Филин… твой?
Она посмотрела на Севера, который, нахохлившись, таращился на нее с балки. Птица тяжело скользнула на кровать и села рядом с девушкой. Та хотела погладить филина, но рука бессильно упала на покрывало. Север ухнул и перелетел к Теодору.
– Она что-то сказала? – В дверях появилась встревоженная женщина и уставилась на дочь. – Оана! Девочка моя!
Она бросилась к кровати и обняла девушку. Та слабо улыбалась, но выглядела так, словно не понимает, что происходит.
– Она говорила! Лазар! Идите сюда… это чудо какое-то, как же я вам благодарна… Ах,
Теодор смотрел на девушку, а та на него. Во взглядах обоих было что-то странное, сверхъестественное, и он не понимал, что. Он не чувствовал страха или ненависти. Наоборот. Вся злость куда-то улетучилась. На ее место пришло что-то другое – непонятное теплое чувство, которое он до этого никогда не испытывал. Как оно называется, Теодор не знал.
Глава 5
о том, что у звезды бывает хвост
Теодор упал на кровать. Какая долгая ночь… Он вырубился мгновенно, не сняв плаща, и проспал весь день. Обычно во снах он бежал по любимым тропинкам и был лисом или волком. Но чаще – филином с огромными крыльями. Ему снилось, что он встречает Севера и они вместе пролетают над Волчьим уступом и устремляются ввысь, где светят холодные звезды. А сегодня ему снилась падающая звезда – огромная, перечеркнувшая все небо сияющим хвостом. И почему-то звучало слово «Макабр». Много-много раз. И голос, который его говорил, был до боли знаком…
Тео проснулся в сумерках. Ночью он и родители бодрствовали, – так повелось, еще одна семейная традиция. Днем родители запирали двор на засов и спали, убаюканные пением дремучего леса.
Теодор перевернулся на бок. Грудь болела. Он спал на чем-то твердом. Дневник! Тео рывком сел и достал книжку. Все-таки что же случилось там, на Волчьем уступе? «Желания исполняются». Теодор решил рассказать отцу.
– Теодор… – Мать стояла в дверях, и ее раскосые глаза смотрели как обычно – один на сына, а другой вбок. Оба родителя были косоглазы. Странно, что с такой наследственностью у него нормальное зрение. Мать неловко пригладила передник. – Папе нужна помощь. Я поймала олененка.
Ничего себе! Теодор мигом отложил дневник и вышел во двор. Отец уже разделывал добычу. Он подал Тео нож, и тот склонился над тушкой. Отец не говорил ни слова. На небе высыпали созвездия, и далеко над лесом раскинулась Большая Медведица.
– Как мама смогла поймать оленя?
Отец поднял голову. Ему явно не хотелось говорить.
– Кривая нога. – Он приподнял тушку. – С рождения хромой. Такие долго не живут. Лучше нам достанется, чем упадет в овраг и сгинет без пользы.
Да, Теодор понимал, что в одиночку даже отцу со здоровым олененком не справиться. Все же мама молодец! Теодор восхищался тем, что умели родители. Отец и мать были перекидыши и умели обращаться лисами. Как они этому научились, Теодору не рассказывали. Он перекидываться не мог и когда видел, что отец возвращается из гор лисом, у него покалывало в груди от зависти. Однако это была не такая зависть, что прожигает нутро, нет. Тео просто хотел быть как они.
– Я тоже буду… лисом?
Отец замер. Потом проговорил:
– Не знаю. Никто не знает.
– Почему? Я хочу уже понять.
Отец распрямился. Достал из кармана коробок и чиркнул спичкой. Неожиданно головка ярко вспыхнула, полетела и вцепилась в рыжую шкуру, висящую на плече.
– Черт!
Отец проглотил скверное слово, стряхивая накидку, и, как только погасил пламя, тут же поспешно набросил снова. Накидка была не просто мехом, а его шкурой. Отец тяжело выдохнул, глядя на обожженные пальцы. Его с рождения преследовал огонь. Едва он разжигал лучину или оказывался у костра, пламя так и тянулось к нему. И в том, что Теодору выжгли метку, отец винил себя, посчитав, что передал сыну часть своей судьбы. Хотя сам Теодор ни разу об этом не заикнулся.