Игра во все руки
Шрифт:
Но Ефраст убедился, что на самом деле никогда еще в своей долгой жизни не боялся. По-настоящему архангел испугался, испытал настоящий глубокий как океанская бездна шок, когда на центральную площадь деревни рухнул обессилевший Рата, накрепко вцепившийся в одежды Силя.
Если Рата выглядел получше, то Силь был почти при смерти… Вокруг ангелов быстро разлилось пятно алой жидкости, которую люди назвали кровью. И которой никогда не было у астеров.
Силь и Рата были ранены людьми, моментально догадался Ефраст. Ангелы
Отныне невозможное стало возможным. Открылся прямой путь из Актарсиса в Срединный Мир и обратно. Теперь каждый желающий может попасть в Царствие в любое время, и теперь каждый может принести ангелам вред… Двое уже отступили под огнем людей…
И люди в любой момент могут прийти в деревню…
За спиной архангела заклубился воздух. Он поднял глаза и пристально всмотрелся сквозь деревянное ограждение, сквозь дома и лес на то место, где появился невидимый переход в Срединный Мир. На бедре материализовался лиандр — боевой меч архангела, всегда использовавшийся лишь против исчадий Ада…
Не допусти, Господи, чтобы меч мой был использован против людей, взмолился Ефраст. Белки его глаз засветились, подсвечивая синеватый туман…
ГЛАВА XIII
Он открыл глаза.
Странно, но почему-то такое простое движение далось с трудом, словно веки были чудовищно тяжелы, словно к ним были подвешены пудовые гири.
Сначала он ничего не видел, и подумал даже, что вовсе не открывал глаз, но вскоре осознал, что смотрит на небо. Звездное небо, усыпанное миллионами крошечных сверкающих точек. Ночь.
Отчего-то пришло ощущение, что когда-то он был там, на небе… абсурд. Впрочем, почему абсурд? Вполне вероятно, что когда-то он бывал на одной их тех звезд, ведь их так много…
К мозгу стали приходить сигналы от тела. Вроде бы тело оставалось целым: ноги, руки — на месте, ран не чувствуется. Зато чувствуется холод. Зимний холод, стужа, мороз. Но этот факт не волнует.
Почему?
Он догадался, что лежит в снегу, и сверху также накрыт снежным покрывалом. Нормальный человек давно бы уже окоченел, помер от переохлаждения, от загустения крови, от остановки сердца.
Нормальный человек.
Но кто тогда я? — спросил он сам себя. — Не человек?
Да, ты не человек, ответил внутренний голос.
Диалог не смог развиться, потому что все тело содрогнулось, сложилось пополам от дикой боли. Он перевернулся на живот, с трудом сгибая онемевшие суставы, и застонал. Застонал странно, как раненый зверь, а не как человек. Хотя, он ведь не был человеком…
Что за боль скрутила тело? Отчего она так знакома? Может быть, дают знать о себе прежние ранения?
Нет, не раны — он быстро это понял. Такую боль, адскую, страшную, мутящую
Рвать плоть? Захлебываться кровью? Откуда такая потребность? Разве я хищный зверь?
Искрой в мозгу вспыхнула догадка: да, я какой-то зверь. Судя по ощущениям тела, достаточно крупный. Волк или медведь. Или леопард. Раз вокруг лежит снег, значит, я могу быть снежным барсом.
Судорога снова скрутила его пополам и заставила повернуться в прежнее положение — на спину.
Да, я хищник. И мне во что бы то ни стало необходимо начать охоту. Надо только встать на ноги (или на лапы?), лизнуть для бодрости пушистого снега, и побежать, побежать, побежать, вынюхивая след.
Он снова перевернулся на живот, но теперь — по собственной воле. Подогнув под себя конечности, он попытался встать. Не получилось. Тогда он снова попытался. На этот раз попытка завершилась более или менее успешно — он стоял, покачиваясь, на четвереньках, и туманными глазами, в которых взрывались фейерверки разноцветных колец, смотрел на снег.
В конце концов, он опять рухнул в сугроб, зарывшись лицом. Нет, не хватает сил.
Не сразу он осознал, что слышит чьи-то голоса. Собратья? Другие волки-медведи-барсы? Или те, кто должен охотиться на меня?
Ответ дали все те же инстинкты — они не стали кричать, что необходимо прятаться, а наоборот подначивали подать в ответ голосам какой-то знак. Свой голос.
Он тихо застонал. Голоса умолкли. Он застонал громче, и услышал, что под чьей-то поступью хрустит снежный настил. Хруст приближался, пока кто-то над самой головой не произнес:
— Боже правый, как он здесь очутился?
Их было двое. Люди. Они схватили пребывающее на грани голодной смерти, не осознающее самое себя существо под мышки и куда-то поволокли. Что-то говорили, но что, было трудно разобрать. Лишь две фразы:
— Такое впечатление, будто он с самолета выпал, — тихо сказал один голос.
— Да нет, коридор в трехстах километрах на юг. Этот, наверное, прямо с неба свалился, — возразил второй.
Определенно, я с неба, мысленно согласился тот, кого тащили. С неба, но не с самолета, не из космоса, не с далекой звезды. Нет.
Он попытался попросить чего-нибудь поесть. Или попить. Крови. Стал мычать, борясь с одеревеневшими губами и монолитным языком. Люди остановились, один из них приложил ухо к посиневшим устам того, кого тащил. Попытался прислушаться. Приблизил ухо к самым губам, даже нечаянно затронул их…
Внезапно округу встревожил крик. Крик боли и страха, крик отчаяния и ужаса. Один из мужчин — это были мужчины — отскочил, держась двумя руками за шею. Сквозь пальцы фонтаном брызгала кровь, орошая белое покрывало. Он сделал несколько шагов и упал.