Игра втемную
Шрифт:
– Не вздумай дымить – всю обивку провоняешь, – недовольно сказал водитель. – Есть мысли?
– Завтра обязательно? Мне бы пару деньков.
– Завтра. Уже газеты начали по этому поводу суетиться. Им нужно пасти заткнуть.
– Ну, так и заткнем.
– Вот и заткни, козел. Газеты – не твоя забота, но завтра чтобы эта сволочь из банка уже не дышала. И чтобы не очень приметно. Только не вздумайте его тачкой давить, – засветите все. Думай, Малый, у тебя времени почти нет. Завтра.
– А я о чем? Думай, думай! Я думаю. Есть у меня пацан, так мне его надо в Днепропетровске ловить. Я даже если сейчас к нему рвану –
– Не мое это дело. Сам понимаешь, не я решаю. Но если ты скажешь, что не можешь, наверное, смогут обойтись без тебя. Совсем обойтись. Понял?
– Понял, – угрюмо буркнул Малый.
– Ну, так завтра?
– Завтра.
Малый открыл дверцу машины и вылез, не подавая руки. Он уже перешел дорогу к «тойоте», когда «мазда» мигнула фарами. Выругавшись, Малый вернулся к «маз-де» и наклонился к окну.
– Зимний сказал, чтобы завтра-послезавтра ему привезли ствол. Старый, но чистый. Усек?
– Послезавтра сам привезу. Еще что есть? – недовольно спросил Малый.
– Больше ничего нет. Можешь спокойно ехать. Малый повернулся, но водитель его снова окликнул.
– Какого… – начал Малый.
– На дороге осторожнее – мокро, – спокойно предупредил водитель, и стекло поднялось.
Малый с силой хлопнул дверцей «тойоты». Мотор взревел, «тойота» резко развернулась на дороге и исчезла в темноте.
Водитель «мазды» набрал на сотовом телефоне номер и, услышав ответ, сказал: «Договор будет заключен завтра».
Глава 7
21 февраля 1995 года, вторник, 10-00 по Киеву, г. Грибов.
Что бы там ни говорили недоброжелатели, но зима, слава Богу, заканчивается и снега почти не осталось. Даже дорога местами подсохла, так что Петрович доставил меня к проходной «Электрона» за десять минут до назначенного времени. Я уже года четыре не был в Грибове. Время идет, и все мы изменяемся не в лучшую сторону. Мусор на газонах перед главным корпусом обычно убирали ежедневно, а не по мере накопления. Весна – вообще самая грязная пора года, все, что накопилось под снегом за зиму, вылезает на поверхность после оттепели.
Когда-то за этим забором с системой видеокамер и сигнализации делали начинку для советских космических аппаратов. Никогда не забуду, как мой одноклассник жаловался, что в связи со срывом сроков запуска «Бурана» его отец не получил долгожданную премию. Но внешне все было спокойно и скромно. Вначале, это когда я еще был маленьким, это было номерное предприятие, потом завод с ничего не выражающим названием, а теперь, когда системы управления в космосе уже не являются предметом национальной гордости независимой Украины, плакаты на въезде в Грибов и на ближних подступах к объединению настойчиво разглашают эту еще недавно государственную тайну.
Предметом гордости ребят с «Электрона» была статья в каком-то из западных журналов с фотографией старого корпуса «Электрона» и подписью: «Гнездо советского шпионажа». Сколько лет бились спецслужбы, чтобы получить хоть какую-нибудь информацию из этих цехов. Оказалось, что теперь все эти секреты можно просто купить, причем совершенно официально.
Возле «стеклянного стакана» охранника меня ждал посланец Фрейдмана.
– Вы Заренко?
– Я Заренко, – и даже
– Прошу, – сказал сопровождающий, и я вошел в кабинет.
– Здравствуйте, Александр Карлович, – ответил Фрейдман. – Присаживайтесь.
Я сел на стул, а Борис Лазаревич встал. И в течение всего разговора он ни на минуту не присел, легко передвигаясь по кабинету. При моих 189 сантиметрах роста смотреть на человека снизу вверх доводится не часто. Фрейдман одним изящным психологическим ходом поставил меня в это неловкое положение. Худощавый, седой, лет шестидесяти. Производит впечатление ученого, интеллигента. Умеет разговаривать с людьми, независимо от числа слушателей и собеседников. С губ не сходит легкая улыбка, или усмешка. Это если писать о нем, как об отрицательном герое – то усмешка, если как о положительном – улыбка. Но лучше о нем вообще не писать.
– Я хочу поблагодарить вас за согласие со мной побеседовать, Борис Лазаревич.
– Не за что, но я, честно говоря, не знаю, о чем мы с вами можем беседовать.
Я мило улыбался, памятуя первое правило лояльного корреспондента: «Улыбайся и соглашайся, но гни свою линию», – решил брать быка за рога.
– И мне, и моему руководству совершенно понятно, что к фокусам АОПа и скандалам «Скарба» вы, естественно, никакого отношения не имеете, да и не могли бы иметь. Вы достаточно занятой человек.
Фрейдман кивнул и уставился на меня сквозь стекла очков. «Говори, наконец, зачем пришел, и проваливай», – ясно читалось в этом взгляде, но я позволил себе паузу. Такие большие люди привыкли к различным формам разговора. Те, кто ниже их, либо обращаются с просьбами, либо выслушивают директивы. Те, кто выше, – обращаются с указаниями или ставят задачи. А я не торопясь излагаю свою мысль и совершенно сознательно не вписываюсь ни в первую категорию, ни во вторую. Борис Лазаревич человек ученый, а значит, имеет склонность к систематизации. Надо только дать ему возможность отнести меня либо к равным, что смешно, либо к источнику возможных неприятностей, что меня, естественно, не устраивает, либо к деловым партнерам. Лучше всего попасть в последнюю категорию, но тут важно не перегнуть палку. Скажем так – я тот, кто может взаимообразно оказать некую услугу господину Фрейдману.
– Поймите нас правильно, Борис Лазаревич. Если Лузьев будет настаивать на расправе над автором статьи, мы будем вынуждены более подробно знакомиться сами и знакомить читателей с историей вопроса. Подскажите мне тогда, как мне умудриться, не называя президента АОПа, весь удар нанести по исполнительному директору?
– Ну, я не журналист. Вам должно быть виднее, как строить материал. Честно говоря, с моей точки зрения, это такая ерунда, о которой вообще не стоит писать. Вокруг столько всего происходит. На улицах убивают людей просто так, за старую шапку. Мне кажется, и сам Лузьев уже понял, что шум вокруг его имени популярности ему не прибавит. Он разумный человек. Наконец-то Фрейдман произнес ту фразу, ради которой я приехал. Лузьеву, наверное, уже посоветовали заткнуться. Можно раскланиваться и уезжать. Но у меня есть еще личная просьба главного редактора.