Игра вынужденных убийц
Шрифт:
Этот этаж строился именно на непредвиденный случай – находясь на нем, можно было пережить пожар, потоп и вооруженное ограбление. Здесь было стационарное электричество, отдельный вывод под интернет, отдельные связь и вентиляция. Адам был удивлен, что шеф не вспомнил про него сразу, ведь это было его любимое детище. Возможно, он подзабыл о его назначении, потому что понемногу превращал свой оплот безопасности в галерею дорогих покупок. Коллекцией это назвать было трудно – постеры не были связаны между собой ни тематикой, ни страной-производителем, ни временем, ни авторами кино. Это были два десятка афиш, дорогих и не очень, которые объединяло лишь
– Слышь, мужик, – к Адаму подошел электрик, – а что, здесь действительно нет сортира? Можно тогда мне какую-нибудь емкость? Я, едрит мадрит, на лестнице все сделаю, а потом выкину, как нас освободят.
– Не говорите глупостей, – сморщился Адам и поправил свою шикарную шевелюру. Он всегда так делал, когда злился или нервничал. У него была прическа настоящего еврейского мужчины – огромная шапка черных вьющихся волос. Словно дотошный парикмахер испробовал на нем свою самую крупную плойку, не спросив разрешения хозяина. Адаму не нравилась его прическа, и он даже хотел подстричься под ноль, но мама просила оставить копну, и он соглашался. Сейчас же он носил кудри в память о ней. – Пойдемте, я покажу вам туалет, – сказал он электрику, скрывая раздражение.
– Вот, – он нажал на панель в стене, невидимая дверь открылась и появилась просторная ванная комната. В ней был и душ, и джакузи, не говоря уже об унитазе и раковине со всевозможными аксессуарами.
– Спасибо, мужик! Кстати, я Иваныч, – электрик протянул руку, и Адаму стало стыдно за свое высокомерие.
– Адам, – представился он и, борясь с брезгливостью, пожал потную ладонь пожилого мужчины.
– Слышь, первый человек на Земле, скажи мне, почему у вас все по шкафам находится? И лестница, и туалет. Это, наверное, что-то психологическое, из детства, ну, типа прятаться от отца там, чтоб люлей не получить, – выдал Иваныч и громко захохотал, чем привлек всеобщее внимание. У остальных было другое настроение, им хотелось плакать кричать или, как сейчас делала Инна, некрасиво грызть ногти, но точно не смеяться. Поэтому хохот не только выпадал из общего настроения, но и раздражал присутствующих.
– У меня не было отца, – спокойно ответил Адам. – Проект утверждал Константин Валерьевич, так что все вопросы к нему.
– Ну, у Костяна-то явные проблемы с головой, тут без вопросов, – сказал Иваныч, доверительно наклоняясь к уху Адама, словно доверяя большую тайну. – Тут точно и батя был, и поколачивал он юнца от души.
– А вы электрик или психолог? – сам не понимая, зачем вступил в дискуссию, спросил Адам.
– Вот обидеть человека может каждый, – совершенно по-детски надулся Иваныч. – Я, может, просто родственную душу чувствую, едрит мадрит! Ребенок, которого били родители, он другой, особенный, у него душа рваная. Потому как в детстве, мамка или папка для ребенка – это весь мир, и вот когда этот мир лупит его нещадно, то душа рвется, и ее уже никак не зашьешь. Рубцы остаются, да такие, какие не спрячешь, с ними приходится жить. Ну да заговорился я с тобой. Понял, ты маменькин сыночек, и тебе нас с Костяном не понять, – заключил Иваныч и хлебнул из старенькой фляжки, видимо, что-то очень крепкое, занюхал рукавом и скрылся в белоснежной ванной комнате. Адаму даже показалось, что такая высококлассная комната от такого нетипичного для нее посетителя скукожилась, сделавшись меньше на треть.
«А ведь этот мужик, как ни странно, прав, – подумалось Адаму. Он и правда был маменькин сынок, а шефа неоднократно избивала мать,
Подавив в себе раздражение от нахальства электрика, Адам достал телефон, чтобы позвонить на охрану и узнать о положении дел, как вновь услышал свое имя:
– АДАМ!!! – истерично заорал Константин. Орать шеф любил и практиковал, но это всегда было больше от возмущения, сейчас же в его голосе звучал ужас. Такого страха не было даже полчаса назад, когда он думал, что спасения от пожара нет.
Адаму даже не пришло в голову, что могло бы вызвать у начальства такое отчаянье в голосе. Но, повернувшись на крик, Адам Александрович Жаги понял и разделил ужас и возмущение шефа.
Бесценный плакат «Метрополиса», особая гордость, который Константин приобрел совсем недавно для своей коллекции, стал медленно съезжать внутри рамы, появляясь внизу, но уже не целым, а словно порезанным мелким шредером – устройством для уничтожения важных бумаг. У Адама в кабинете стоял такой, и, он иногда даже медитировал возле него. Когда нападало философское настроение, Адам отправляя бумагу в аппарат наблюдал как из целого документа получается множество мелких длинных полосок, которые уже невозможно собрать воедино. Это заставляло его задуматься о тщетности бытия, о том, как в одно мгновение из целой жизни может получиться просто гора ошметков, которые будет невозможно склеить.
Никогда, как бы ты ни старался.
Глава 7
Всем сестрам по серьгам, всем старцам по ставцам
– Это как у Бэнкси! – закричала девочка, восхищенно глядя на тонкие полоски, свисающие под рамой. Постер съехал вниз не весь, маленькая его часть, сантиметров десять осталась целой и находилась внутри.
– Кто это сделал?.. – в шоке продолжал спрашивать Константин, осматривая рамку и не понимая, что произошло. – Кто это сделал?! – уже кричал он, повторяя свой вопрос.
Никто не собирался на отвечать на его вопрос, да и не мог.
– Кто такой Бэнкси? – тихо спросила Полина Петровна девочку, стараясь не привлекать внимания хозяина этажа. – Просвети меня, пожалуйста.
Девочка с удовольствием начала рассказывать. Делала она это эмоционально и, надо отдать должное, интересно, поэтому быстро завоевала всеобщее внимание, отправив Константина с его истерикой на задний план.
– Никто не знает, кто такой Бэнкси на самом деле. Этот художник начинал с граффити на улицах Лондона, а сейчас его картины продаются за миллионы фунтов. Однажды от имени Бэнкси на аукционе… – Девочка остановилась, видимо, забыв название, и посмотрела на отца.
– Сотбис, – помог ей тот и улыбнулся, как улыбаются только самому дорогому человеку.
– Да, точно. На нем была выставлена картина «Девочка с воздушным шаром», и вот как только аукционер стукнул своим молоточком со словом «продано»…
– Чуть больше, чем за миллион фунтов, на минуточку, – отец вновь помог дочери, и Полина Петровна как педагог с большим опытом поняла, что между этими двумя царит полная гармония, и порадовалась этому. А может, даже чуточку позавидовала.
– Да, – продолжала восторженно девочка, – за бешенные деньжищи была продана картина! Но после удара молотком, который означал конец торгов, она начала вот точно так же съезжать и разрезаться на мелкие полоски. Это круто! – она вновь с невероятно счастливой улыбкой на лице уставилась на то, что осталось от плаката.
Конец ознакомительного фрагмента.