Шрифт:
«Удивительно, как много не сказано,
хотя мы постоянно говорим»
Даниэль Глаттауэр
Пролог. Одри
Skillet – Victorious
– Что значит ты в городе?! – спрашиваю я, но собственный голос больше напоминает ультразвук вперемешку с визгом.
– Это значит, что я в Кливленде на неделю.
Я зажмуриваюсь и начинаю восторженно пищать, как
– Я так понимаю, ты хочешь, чтобы я приехал, – смеётся Стив.
– Да! Да! Да! Да! Господи-Боже-мой, да!
Он смеётся ещё громче.
– Детка, ты первая, кто так кричит без секса.
Я распахиваю дверцы шкафа и спешно начинаю перебирать по полкам, удерживая мобильник между ухом и плечом.
– Я жду десять минут и ни секундой дольше!
– Выезжаю.
Стив сбрасывает вызов, а я вытаскиваю джинсы и топ, подпрыгивая на одной ноге, когда сбрасываю пижамные шорты и влезаю в узкую ткань.
Как же я скучала по нему, по нашему безумию, по его шуткам. Серые будни, которые превратились в день сурка и переросли в рутину, кажутся бесконечными и уже поперёк горла, а ведь это моё гребаное лето перед университетом. Безудержное веселье, прямо-таки пустилась во все тяжкие. Моя жизнь сплошное разочарование, клянусь Богом. Я не чувствую себя живой. Зомбиленд уже открыли для меня ворота.
Торопливо меняю одежду на ту, что делает меня прежней Одри и кручусь у зеркала, несколько раз собирая тёмно-русые волосы в хвостик и вновь стягивая резинку, благодаря чему они каскадом рассыпаются по плечам. Всё же решаюсь оставить распущенные. Подкрашиваю ресницы и выбираю красную помаду. Может быть, вычурно, но чертовски сексуально. Только этот оттенок способен изменить и сделать яркой, кроме того, Стив говорит, что она подчёркивает небольшую родинку над губой и делает из меня самую настоящую дьяволицу.
Я ощущаю прилив новых сил, глаза наполняются знакомым блеском.
Добавляю локонам небрежной потрёпанности и сбегаю вниз по лестнице, хотя, лучше сказать, что качусь кубарем с грацией картошки.
– Я думала, у нас обед, – говорит мама, а когда поворачиваю голову в её сторону, она супится. – Ты куда?
– Завоёвывать мир!
Она отмахивается от меня, как от назойливой мухи, зная, что такой боевой раскрас выбираю только когда приезжает Стив.
– Ты надолго? – бросает она вслед.
– До вечера.
Я выхожу на улицу и следую к гаражу, где останавливаюсь под рулонными воротами, которые собраны наверху, и складываю руки под грудью.
Папа и Трэвис не слышат меня. Они углубились в работу и разговаривают между собой, копошась под капотом машины. Мне предоставлена великолепная возможность понаблюдать за ними ещё некоторое время, пока не засекут, а заодно отвесить вопрос, в какой из моментов Трэвис решил нагрянуть в гости. Когда, чёрт возьми, он приехал?
Нетрудно догадаться, к кому приклеивается основное внимание.
Свободная майка на Трэвисе полностью открывает руки и стоит ему наклониться чуть ниже, как открывается небольшой обзор на грудь. Глупо утверждать, что он прежний. Нет, это не тот пятнадцатилетний парень, с которым зашла дальше положенного, этому парню девятнадцать, и он определённо
За пару месяцев, проведённых вдали от дома, Трэвис возмужал. Его взгляд стал холоднее, в нём появилась задумчивость. Этот взгляд обжигает. Он такой же острый, как бритва, после которой порезы заживают медленно, из-за которой рана кровоточит дольше, из-за которой боль сильнее. Он стал выше, шире, больше. На его скулах легкая щетина, прикосновение к которой наверняка царапает кожу. Мышцы на его руках напрягаются, когда он сжимает одну из деталей, стоит солнечным лучам упасть на них, как они начинают блестеть. Это заставляет меня переминаться с пятки на пятку. Лишь на мгновение позволяю воспоминаниям туманом застелить здравый рассудок и напомнить, каково это – быть в его руках.
Мгновение исчезает.
Парень перехватывает мой взгляд, и я не тороплюсь сделать вид, что со свистом считаю ворон.
Дёргаю бровью, в ответ Трэвис поднимает уголок губ в самодовольной усмешке. Он знает, что я смотрела на него и сейчас худшее, что можно делать – отпираться. Это не наша игра. И это не про меня. Я не собираюсь прятаться в углу, как овечка, загнанная тигром. Я всегда встречаю его с готовностью противостоять.
Стянув полотенце, которое не чище его рук, Трэвис вытирает ладони и смотрит на меня с тем же свойственным себе нахальством, вызывая приступ глазозакатывания. Взглядом предлагаю ему красную дорожку напрямую в Нахренленд и, возлагаю надежды, что сей мирок не соседствует с Зомбилендом, потому что мне плевать, собирается ли он припоминать такую мелочь весь остаток жизни. Но, если так, то мне его очень жаль. Спойлер: мне не так уж и жаль.
– Ох, милая, ты временами тише воды, ниже травы, – говорит папа, когда оборачивается.
Я накручиваю цепочку на палец и улыбаюсь.
– Хотела предупредить, что ухожу.
– Мы же договаривались пообедать.
– Я вернусь к ужину.
– Одри… – начинает он в свойственной отцовской манере, но мы оба знаем, что я всё равно сделаю по-своему.
Папа затихает, а моя улыбка становится шире, когда цепляю характерный мотоциклу звук и когда поворачиваю голову, наблюдаю, как у тротуара останавливается знакомый транспорт. Кажется, я не упомянула, что его хозяин – это обложка GQ. Что ж, теперь упоминаю.
Стив снимает шлем, и его непослушные каштановые волосы обретают свободу. По шее ползут чернила, они прячутся под чёрной футболкой и снова показывают себя на руках. Одежда подчеркивает идеальный набор мышц, а на эти бёдра хочется залезть и никогда не сползать… такого мнения придерживаются девчонки, пускающие слюни по моему хорошему другу, с которыми можно весело провести время.
Пухлые губы растягиваются в задиристой улыбке, карие глаза находят мои и светятся озорством.
– Чертовски круто выглядишь, детка, – Стив подмигивает, а я окидываю секундным взглядом чёрные джинсы, рваные на коленях и короткий топ. Принцесса рок-н-ролла.